– Мы будем молиться, – произнёс полушёпотом Стефан, передав мне ужин.

«Надеюсь, она не оставит их без ответа,» – подумала я.

Кайн вышел под утро. Когда шифф исчез, он посчитал, что время простить себя пришло. Изнеможенный, бледный от голода юноша пробрался на кухню и, достав из ледника кусок свежего мяса, впился в него зубами.

– А молитва?

Он вздрогнул от неожиданности, но мясо не выпустил.

– Ну-ну, наследник! И надо было так терзать себя?

– Прости, мама.

Рионн подошла ближе и погладила своего несуразного первенца, жадно разрывающего вырезку.

– Ничего, малыш. Впредь будет уроком.

Минуты две Кайн наслаждался едой, затем прижался к матери, пачкая её бирюзовые одеяния.

– Я устал, мама. Это становление выматывает меня. Каждую ночь этот голод. А мы… словно дикие звери, рычим и воем за завесой.

Рионн вздохнула:

– Я понимаю, это тяжело. Но только через три года всё пройдёт для тебя окончательно… Потерпи, Кайн.

– Хорошо, мама. Я буду стараться.

– Вытери рот, милый. Ты и меня испачкал. – Рионн протянула сыну розовую салфетку, и теперь наблюдала небрежное умывание. Себе она тоже достала одну.– Послушай, ты выяснил тогда у Ульрианнашш что-либо про Уму?

Кайн нервно зажал мизинцем и большим пальцем мочку левого уха. На языке жестов гемм это означало твердое «нет» – хьорте.

– И Ума «молчит как партизан». Кто такие партизаны, лучше не спрашивай – это ширрах так говорит, я не поняла. Лесные люди какие-то. Я уже было собиралась их обеих наказать. – Рионн поджала кроваво-красные губы и присела на скамью рядом. – Но думаю, не стоит этого делать. Приступы проходят без дарения крови – это необычно, но не опасно. По крайней мере, я не вижу никаких отклонений в младшей дочери.

– Моя льринни, – громко произнес Кайн, сытый и довольный, решив завести официальный разговор с матерью, по всем правилам этикета. Будущему льорту достаточно на сегодня материнской нежности, уроки управления куда важнее. – А Ульрианнаш что-то говорила вам до этого о своих способностях?

– Нет, но монахини и Рао предупредили меня, что Ульрианнаш – странная. В её глубине больше, чем на поверхности. Ты же знаешь, что она десять лет провела среди них, но совершенно не открылась полностью. Никому, даже Рао, – задумчиво произнесла Рионн, перебирая скомканную салфетку. – Он говорил, вряд ли матерь продала ее, хотя евгениумом она точно рождена, у нее нестабильные гены. Возможно, она была преступницей и бежала. Рао заказал в Империи и нашел только признание бывшего ментора, что его друг и она были супругами и «скользящими в Сети». Она изучала древние языки, на которых больше никто не говорит. Даже те, которые мы не смогли полностью выкупить в свой архив.

– После гемми и гарами трудно что-то удержать в совей памяти. Такое ощущение, что вирус уничтожает знание любого другого языка как чужеродное… Но после всего, что вы рассказали, вы хотите, чтобы она оставалась и учила нас? – Кайн попытался отобрать у матери салфетку, словно зачарованный шуршанием фантика котёнок.

– Своей играйся, – зло прошипела Рионн на сына, резко перейдя на неофициальную речь. Тот съёжился и одернул руку от неожиданности.

– Преступления против Империи мне не важны, если это не преступления против жизни – а их она не совершала. – Продолжила уже официально Рионн. – За свое она поплатилась и сполна. Ее мужа убили. Не важно, почему она здесь – важно, зачем? Она имеет полное право на свои секреты. Но ее возможности пригодятся нам в будущем.

– Вы доверяете ей как льринни? – поморщился наследник.

Рионн молча коснулась левой брови указательным пальцем.

«Миоррэ» – да.

Развернувшись, она направилась к выходу. Бирюзово – небесный пятиметровый шлейф тянулся за ней, словно поток воды. На пару секунд она замерла в проеме и прошептала:

– Через три дня начнётся Эвалон. Рао сам выбрал именно ее, и теперь она должна подтвердить свое предназначение. После него я решу.

Кайн лишь продолжил сосредоточенно играться салфеткой, прижавшись спиной к леднику. В золотых глазах его ничего не отражалось. Даже некоторое подобие страха, что замерло в его душе.

***

Через три дня начнётся Праздник Золота Святейшей. Но в доме Альяринн все увлечённо заняты не подготовкой, а своими делами.

Праздники здесь проходят не как у людей, это естественно. За время, проведенное в монастыре, я думаю, что научилась понимать психологию гемм хоть немного. Хотя даже при знании гемми это сложно.

Отсутствие подготовки не означало ее ненужность. Просто дом поддерживался всегда в таком состоянии, что если к ним нагрянули бы без приглашения все сорок старейшин и компания перворожденных в сотни три, сказав, что Эвалон переносится и будет проведен прямо сейчас, его без промедления в секунду начали праздновать.

Это образ жизни гемм. Чего я никогда не наблюдала у людей. Что я видела в Империи? Лишь жалкие потуги прошлого… только в достаточно отдаленных местах, в разрушенном древнем городе Рондон, наполовину залитый водой, да в глухих сайберийских таёжных лесах тайно справляли несколько забытых праздников, переиначив их смысл и традиции. Крупицы прошлого иногда бережно хранились.

А в великой столице, возведенной в песках бывшей пустыни, праздник был всегда. Сибаритский, умасленный дарами и деликатесами, приправленный обнажёнными телами девушек и юношей, выращенных по стандартам и желанию господ.

Зажрались.

Я встрепенулась, отбросила воспоминания, словно ветхие одежды, и продолжила листать каталог. Рионн приказала выбрать одежду на Эвалон, и привести себя в порядок. Если старейшины увидят меня в нынешнем виде, то я навсегда упаду в их глазах.

Этикет нужно соблюдать.

– Здравствуй. – Пронеслось шипящее около уха, и я от неожиданности выронила голографические листы. Ворох пятиметровых шлейфов разлился радугой в воздухе.

Обернулась, но… рядом никого не было.

Бред.

Я нагнулась, чтобы поднять листы, но не смогла. В зеркале напротив я заметила притаившееся черное нечто. Неоформившееся поле эмоций.

– Ты? Как давно я не слышала твой голос…

– Да, ведь ты захотела спокойной жизни.

– Что ж, тогда начнём? – в пустоту произнесла я со слезами и осторожно, глядя лишь в зеркало, попятилась к пятну. Осторожно закуталась в чёрные всплески эмоций, словно в мантию. И…

…проснулась.

В холодном липком поту. Яростно встала с постели, пытаясь забыть сон. Скользнула в истерике в душ и распростёрлась на тёплых плитах под струями ароматной воды.

Кошмар возвращается. Это было постоянным его началом. Раз от раза, когда я думала, что всё закончилось, он приходил вновь.