Картина была завершена, полностью завершена. Как и все мои работы, она отличалась фотографической точностью. Белинда, сидящая в тусклом, бронзовом рембрандтовском свете: призрачная, но очень реальная, хотя и написанная в слегка стилизованной манере при бережном сохранении каждой детали.

Я не стал бы ничего менять, даже если бы она прямо сейчас вошла в комнату и начала позировать мне обнаженной. Все было как надо. Это действительно Белинда — маленькая девочка, которая дважды занималась со мной любовью, очевидно, потому что ей так захотелось. Белинда, сидевшая обнаженной на лошадке, смотревшая на меня в упор и спрашивавшая: «Отчего ты чувствуешь себя таким виноватым?»

Потому что я использую тебя, моя дорогая. Потому что художник использует все.

Вернувшись на следующий день после безуспешных поисков по Хейт, я обнаружил в почтовом ящике от нее записку: «Приходила. Ушла. Белинда».

Впервые в жизни я чуть было не проломил стену рукой. Я тут же положил ключи от дома в конверт, написал на нем ее имя и бросил в почтовый ящик. Там она точно их найдет. Конечно, их мог найти кто-то другой и обчистить дом. Мне было плевать. Мастерская, где хранились основные работы, запиралась на замок, так же как и фотолаборатория. Что до остального: кукол и прочего, — пусть берут себе на здоровье.

Когда пробило девять, а она так и не появилась и даже не позвонила, я снова принялся за работу.

На сей раз она стояла на коленях обнаженная возле кукольного дома. Как всегда, много времени ушло на то, чтобы написать крытую дранкой крышу, пряничные окна, кружевные занавески. Но все это было не менее важно, чем она сама. А затем пришла очередь окружающей обстановки: пыльных игрушек, бархатной тахты, обоев в цветочек.

С рассветом работа была закончена. Я нацарапал шпателем дату на еще не высохшей краске, прошептал: «Белинда» — и заснул прямо на узкой кушетке под палящими лучами солнца, прикрыв голову подушкой, поскольку на большее был не способен.

Последний важный прием в рамках съезда книгоиздателей должен был проходить этим вечером в старом живописном отеле в Саусалито. Это был торжественный обед в честь Алекса Клементайна, который представлял автобиографию, написанную им собственноручно, без посторонней помощи, и мое присутствие было обязательно.

Алекс был моим старым другом. Он играл в наиболее удачных фильмах, снятых по историческим романам моей матери «Эвелин» и «Багровый Марди-Гра». За прошедшие годы мы с ним пуд соли съели. У нас было все: и хорошее и плохое. А недавно, чтобы помочь ему опубликовать последнюю книгу, я свел его со своим литературным агентом и своим издателем. Несколько недель назад я пообещал ему заехать за ним в отель «Стэнфорд-корт» и отвезти на прием в Саусалито.

На наше счастье, день выдался теплым и безоблачным, у ньюйоркцев прямо-таки дух захватило от потрясающих видов Сан-Франциско, открывающихся с воды, и Алекс, седовласый, загорелый, безупречно одетый, обрушил на нас нескончаемый поток калифорнийских готических сказок об убийствах, самоубийствах, трансвестизме и сумасшествии в Тинсельтауне.

И конечно же, он встречался с Рамоном Наварро[3]всего за два дня, как тот был убит геем-проституткой; разговаривал с Мэрилин Монро за несколько часов до ее самоубийства; столкнулся с Сэлом Минео[4]в ночь накануне убийства последнего; был соблазнен неизвестной красоткой на борту яхты Эррола Флинна;[5]находился в холле лондонского отеля «Дорчестер», когда Лиз Тейлор, заболевшую тяжелейшей пневмонией, везли на каталке, чтобы отправить в больницу; а еще чуть было не пошел на вечеринку в дом Шарон Тейт, жены Романа Полански, именно тогда, когда туда вломилась банда Чарльза Мэнсона и безжалостно перебила всех гостей.

Но мы ему все прощали за бесчисленные короткие рассказы о людях, которых он действительно знал. Его актерская карьера продолжалась без малого вот уже сорок лет: начинал он как партнер Барбары Стэнвик,[6]а сейчас играл в идущей по вечерам новой мыльной опере «Полет с шампанским» в паре с неукротимой звездой эротических фильмов Бонни.

«Полет с шампанским» стал хитом среди низкопробной кинохалтуры. И всем хотелось узнать побольше о Бонни.

В шестидесятых эта высокая темноволосая девушка из Далласа покорила Париж, став одной из ярчайших представительниц французской Новой волны наряду с Джин Сиберг и Джейн Фондой. Сиберг умерла. Фонда уже давным-давно вернулась домой. Но Бонни осталась в Европе и после долгих лет съемок в плохих испанских и итальянских фильмах, что никогда не показывали в Америке, вела жизнь затворницы а-ля Бриджит Бардо. Это была жесткая порнография: «Глубокая глотка», «За зеленой дверью», «Дьявол и мисс Джонс», ни в какое сравнение не шедшая со стильными, нередко весьма глубокими эротическими фильмами, в которых Бонни снималась в шестидесятых и которые вытеснили ее, Бардо и многих других с американского рынка.

Все сидящие за столом согласились, что они помнили и любили те фильмы.

Бонни была темноволосой Мэрилин Монро. Пряча глаза за большими очками в роговой оправе, она рассказывала по-французски с мягким американском акцентом об экзистенциалистских страхах своим холодным, безразличным европейским любовникам, которые в конце концов и погубили ее. Моника Витти не могла быть более потерянной, чем она, Лив Ульман — более грустной, а Анита Экберг — более чувственной.

Мы вспоминали захудалые кинотеатры, где смотрели те фильмы, кафе, где после обменивались впечатлениями. Бонни, Бардо, Денев получили одобрение интеллектуалов. Когда они раздевались перед камерой, это было смело и оправданно с художественной точки зрения. А сейчас разве можно хоть кого-нибудь с ними сравнить? У кого-то сохранился журнал «Плейбой», где появились фотографии Бонни в одних только очках в роговой оправе. Кто-то заметил, что «Плейбой» перепечатывает те снимки. И все помнили знаменитую рекламу для «Миднайт минк», на которой Бонни была запечатлена в распахнутом манто, надетом прямо на голое тело.

И каждый из нас признался, к своему стыду, что хотя бы раз, но переключался на стильный, но пошлый «Полет с шампанским», чтобы посмотреть на Бонни. Даже в сорок лет Бонни оставалась все той же несравненной Бонни.

И хотя ее голливудские фильмы оказались провальными, фотографии Бонни красовались на страницах журналов «Пипл» и «Нэшнл инкуайрер» наряду со снимками Джоан Коллинз из сериала «Династия» и Ларри Хагмана — звезды сериала «Даллас». Даже в самом захудалом магазине можно было найти изданную в бумажной обложке биографию Бонни. А куклы Бонни продавались во всех магазинах эксцентричных подарков. Шоу занимало место в верхней десятке. На экран вернулись ее старые фильмы.