у старика-директора ей действительно было стыдно. Прежде в его кабинете она бывала лишь по поручениям учителей, пару раз — для подготовки к важным школьным мероприятиям, и один раз — после выпуска.

— Рассказывай, — со вздохом произнес директор, жестом приглашая Дашу сесть.

Услышав пересказ недавней перепалки, предшествовавших ей неудач и сделанных по пути выводов, директор нахмурил брови.

— Хм, — откашлялся он, — вот что, посиди-ка здесь.

Он выбрался из-за стола и вышел. Через пять минут он вернулся с листком в руках.

— Это задание. Параграф и вопросы, — протянул о Даше листок, исписанный рукой исторички, — до конца урока будешь у меня в кабинете читать учебник. На следующем занятии у тебя всё от зубов должно отскакивать. Хорошо?

— Да, спасибо, — расплываясь в улыбке сказала Даша.

— Я тебя не поощряю, — заметил он.

— Я знаю.

— Но и не наказываю.

— Я знаю.

На этом разговор закончился, и вплоть до звонка девочка не отрывала глаз от книги. Директор иногда поглядывал на неё, ухмылялся и продолжал разбирать ворох бумаг.

Если не брать в расчет неприятный инцидент, день шёл своим чередом. Помимо истории, Дашу ожидали уроки труда, музыки и физкультуры — именно то, что нужно было, чтобы расслабиться и перезагрузиться.

Надеясь, что худшая часть дня уже позади, Даша в компании школьных подружек шла домой. По пути она радовалась тому, что уроки, казавшиеся в детстве бесконечными, теперь пролетали, как одно мгновение. Это меньше, чем две пары. Это меньше, чем половина рабочего дня.

Поздняя осень походила на раннюю весну, когда в хмурости чудится игривость, а оголенная природа словно собирается распуститься новыми красками. На смену утру приходил день. Свежий воздух, легкий ветер и выглядывающее порой солнце пробуждали желание бежать, прыгать по лужам и улыбаться. Школьные подружки, с которыми Даша привычно шла домой, болтали о чудесах, магии, загробном мире, колдунах и домовых.

— А я тебе говорю, я видела! — настаивала Света. — Я видела домового, я тебе говорю. Клянусь сердцем матери!

Слова были обращены к другой однокласснице, Лиде, и призваны доказать правдивость рассказа о том, что Свете пришлось вступить в контакт с домашней нечистью.

— Может, это кот был? — уныло спросила Даша.

Ей так наскучили за последние дни разговоры о куклах, ведьмах, сериалах, учителях, уроках, родах и обо всём, что будоражило детские умы.

— Да я тебе о́твечаю, — с ударением на первый слог доверительно произнесла Света.

Это тоже должно было доказывать правдивость, и, очевидно, Лиде аргументов хватило. На её детском лице читалась борьба сомнений с доводами (клятва сердцем матери и «о́твечаю»), и она сдалась.

— Ну не знаю, может, — смущенно согласилась Лида.

— Точно говорю. А потом у нас пропали деньги. Я думаю, что это был домовой. Я не брала. Я вам о́твечаю, — доверительно произнесла она.

Лида кивнула, демонстрируя, что больше доказательств не требуется.

— Мама искала, папа искал, я им говорю, мол, точно домовой взял, а они на меня наорали, — продолжала Света.

— Много пропало? — спросила Даша.

— Не знаю, наверное, много, они так искали!

— Нашли хоть?

— Да, нашли.

— И где?

— Да откуда я знаю! Где-то у себя в комнате, я не спрашивала, нашли же.

— Так и причем тут домовой? — спросила Даша.

— А кто их мог переложить? Мама не брала, папа не брал, я не брала, всё до копеечки на месте, а в тот день я видела домового. Это же как дважды два! Зря мы тогда вызывали домовых…

— Слушай, а может, просто забыли, куда положили? — не могла успокоиться Даша.

— Ты что, не веришь мне, да? Мы же все вместе вызывали домового, ты сама видела, что карандаши шевелятся, а теперь не веришь, — обиженно произнесла одноклассница.

— Да почему, верю… — безразлично протянула Даша.

Очередной бесполезный разговор. Не первый и, видимо, не последний — ещё долго ей предстоит изображать ребенка. А так хотелось бы интересной беседы. Или, на худой конец, обыкновенной болтовни, такой, когда пропускаешь автобусы, чтобы продолжить трепаться с подружкой о работе, отпуске, ремонте, ветеринарах и распродажах.

При мысли о переходном возрасте она вздохнула.

Её размышления прервал голос Светы.

— Они так орали на меня… Когда я вырасту, я не буду орать на своих детей. Никогда, — сказала она тихо.

«Будешь», — подумала Даша, вспомнив как повзрослевшая Светка отчитывала за четверку кого-то из отпрысков по телефону во время встречи одноклассников.

— Я думаю, ты будешь отличной мамой, — сказала Даша.

— О́твечаю, буду, — резюмировала Света.

Погруженные в эту беседу, они дошли до Дашиного дома, распрощались, и Даша, поднимаясь по лестнице, размышляла о том, как хрупки наши представления о прошлом и будущем.

Когда она зашла домой, мечты об отдыхе и спокойствии моментально развеялись.

— Явилась, — мама, уперев руки в боки, встречала её на пороге.

— Привет.

— Не приветкай мне тут. Ты как себя в школе ведешь? С каких пор ты такая дерзкая?

«Как она узнала, нет же мобильных телефонов ещё, кто ей мог сказать?» — думала Даша, вспоминая утренний конфликт со скрипучей историчкой.

— Как ты узнала? — вслух спросила она.

— А ты думала, я не узнаю! — грозно и с вызовом ответила мама.

— Нет, просто … Интересно… Я бы сама рассказала…

— Спаси-и-ибо тебе! Рассказала бы она! Земной поклон! — мама демонстративно поклонилась. — Дашка, я тебя предупреждаю: не прикусишь свой длинный язык — я тебе сама его укорочу!

— Мам, я ничего плохого не…

— Я! Ничего! Не! Хочу! Слышать! Не доросла ещё!

— Но она…

— Не перебивай меня! Да уж, не думала, что мне придётся краснеть за тебя. Ты вообще, понимаешь, что тебе там ещё учиться? Ты хочешь отношения с учителями испортить?

— Мама, я правда ничего плохого не сделала. Меня даже директор не стал ругать — я весь урок у него просидела. Эта историчка просто на мне сорвалась. Или не знаю: комплексы, может, у неё какие-то…

— Так! Закрой рот! Понахваталась уже! Если мне ещё раз на тебя пожалуются, я не знаю, что с тобой сделаю! Хамить учителям — это последнее дело! Да и вообще — взрослым! Дожили! — мама выдержала паузу и продолжила более спокойно, видимо, с ощущением выполненного родительского долга. — Всё, мой руки, раздевайся, иди есть. Быстро.

Даша разувалась и размышляла о том, что день уже не может стать хуже, когда услышала мамин голос.

— А это что такое? — спрашивала она, указывая на наручные часы.

Внутри всё похолодело.

— Это мне… Это мне … Дали поносить…

— Кто?

— Подружка.

— Какая подружка?

— Ты её не знаешь.

— Какую твою подружку я не знаю? Кто дает ребенку такие часы? Они, похоже, дорогие! А если ты разобьешь?

— Она, она из другого