Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И сейчас не увезут, — успокоил я его. — Если уж отравишься, то скорая никак тебе не поможет.
— Ну спасибо, — вздохнул валлиец.
— Но мы будем… — тут я вдруг подумал, что у стен могут быть уши. В прямом смысле слова. Поэтому я наклонился к самому уху Фараона и прошептал:
— Будем есть абсолютно нормальную рыбу, я это гарантирую. А потом пойдем спать. А еще одну тарелочку аппетитной фугу оставим на столе.
Мой собеседник схватывал все на лету.
— Ага, — сказал он шепотом. — Ладно. А где мы ее…
— А вот за этим, — сказал я уже в полный голос, вставая со стула, — я сейчас и отправлюсь. Можешь быть уверен, места я знаю.
За порогом было лето, жара и относительно тихий по меркам Токио переулок. То, что это Токио, я узнал сразу — не одну сотню километров намотал по этим улицам, переполненным бурлящей толпой, где строгие однотонные костюмы сарарименов, спешащих перекусить в обеденный перерыв, щедро разбавлены самыми безумными нарядами и цветами, от которых голова идет кругом.
Я замер на пороге, потому что в голову вдруг пришла простая, но пугающая мысль. Я повернулся к маячившему позади меня Фараону.
— Слушай, а назад-то вернуться проблем не будет?
— Да с чего бы? — искренне удивился тот. — Ты, главное, до полуночи возвращайся, а дальше все просто: постучишь в дверь вот так, — тут Фараон костяшками пальцев изобразил на барной стойке немудреный стук типа «дай-дай-закурить», — и я тебе открою.
— Ладно, — вздохнул я, потом отвернулся и решительно шагнул вперед. За спиной со стуком захлопнулась дверь. Я огляделся по сторонам. Кривая, мощеная светлой брусчаткой улочка загибалась куда-то вверх, и была такой узкой, что на машине здесь вряд ли можно было проехать. Не улочка, так, переулочек. Мой взгляд зацепился за фонарик-вывеску небольшого ресторанчика, стоящий прямо на брусчатке около фонарного столба. Вывеска показалась знакомой. Стоп-стоп… точно! Именно в этом заведении лет семь назад, когда я жил в Токио, мы кутили со знакомыми студентами из Бельгии. Неплохо посидели, очень неплохо. Бельгийцы, как я ни пытался их отговорить от этого безрассудного шага, налегали на саке. Очень уж захотелось ребятам отведать экзотики. И совершенно зря, кстати. Подогретое саке невысокого качества – штука для непривычного человека очень коварная, да и привычные от него косеют только так. Так что пришлось мне потом вызывать такси, а поскольку пробраться по кривому переулочку водитель не смог — то я, как самый трезвый, таскал ужравшихся в сопли студентов и складывал на заднем сиденье. Пришлось сунуть таксисту еще пару бумажек за хлопоты, хоть такое в Японии и не принято. Но уж больно парень переживал за чистоту сиденья, и я его понимаю. Сам я вернулся в ресторанчик и с удовольствием продолжил пить вместе с единственной «выжившей». По-моему, мадемуазель звали Бриджит… или как-то еще.
Помотав головой, чтобы избавиться от воспоминаний, я довольно хмыкнул. Знакомый ресторанчик — это значит, квартал Кагурадзака, а Кагурадзака — это значит, то, что нужно. Здесь, в переулках неподалеку от главной улицы, тьма-тьмущая таких вот кафе, ресторанчиков и лавок, в которых продают… проще сказать, чего тут не продают. Но мне нужна была одна, совершенно определенная лавка. Прикинув в уме, я прогулочным шагом двинулся по переулочку. Пересек более-менее широкую улицу Васеда-дори и снова попал в мешанину переулков.
Нужную дверь я отыскал сразу же, в стене между вывеской трактира Идзакая и каким-то магазином товаров для дома. Напротив, кстати, красовалась вывеска «Якитория Фуми-тян». Кто-такая Фуми-тян, я понятия не имел, да это было, в общем-то и неважно. Я толкнул выкрашенную в неброский коричневый цвет дверь и вошел внутрь.
В лавке все было точно так же, как и семь лет назад. Даже лампочка у входа по-прежнему мигала, мельтеша тенями. Я прислушался. А, вот, чьи-то шаги.
Хозяин лавки был тощ, лыс, как колено и немолод. На носу он таскал круглые очки в металлической оправе, был одет в джинсы и темный свитер, из-под которого виднелся потрепанный воротник клетчатой рубашки. Ну ты погляди, а? Есть вещи, которые никогда не меняются.
— Приветствую! — подслеповато сощурившись, взмахнул руками хозяин. — Как я могу вам помочь?
— Миура-сан, — сказал я, выходя из-под мигающей лампы, от которой у меня уже начали болеть глаза, на свет, — рад тебя видеть. Я смотрю, ты так и не вызвал электрика? Все экономишь, старый ты скряга? Даже вывеской не обзавелся.
— Позвольте, позвольте… — забормотал Миура. Он сдернул с хрящеватого носа очки, протер их носовым платком, потом опять водрузил на место и уставился на меня. — Быть не может… Вару-сан?
— Узнал, старый черт, узнал, — по-японски, но с интонацией Ивана Вараввы из фильма «Офицеры» сказал я и крепко пожал руку хозяину лавки.
— Вот это да! — Миура развел руками, ухитрившись в тесноте своего заведения ничего не опрокинуть. — Невероятно! Где тебя носило столько лет? Я слышал, ты уехал к себе на север….
— Да, это правда, — кивнув, подтвердил я. – А сейчас вот, вернулся, как дикий длинноносый варвар-турист. Только фотоаппарата у меня нет, и я к тебе по делу.
— Да какие могут быть дела! — возмущенно прогнусавил Миура (у него был совершенно неподражаемый говор, как он сам говорил — наследие от папаши-рыбака). — Давай-ка для начала за встречу!
— У тебя же рабочий день в разгаре, — укоризненно сказал я.
— Да кого это волнует? — отмахнулся Миура, доставая откуда-то из-под крошечного прилавка бутылку и два стакана. Я присмотрелся: островной шотландский. Да, Миура оставался верен себе.
Когда огненная жидкость со вкусом йода, торфа и пропитанных креозотом шпал прокатилась по гортани и ухнула в желудок, я шумно выдохнул и поставил стакан на прилавок.
— Вот теперь верю, что это ты, — осуждающе прокомментировал Миура, — потому что только варвар может вот так пить хороший виски.
Сам он пил не спеша, смакуя скотч по глоточку.
— Да брось, — я пожал плечами. — Сам знаешь, что все эти правила для виски придумали маркетологи, чтобы подороже драть за бутылку с доверчивых туристов. Простые шотландцы во все времена пили именно так: поднял, хлопнул до дна, бахнул донышком об стойку бара,
