Так родилась мысль написать об отважном воине, славном бойце трудового фронта. Молодежь должна знать, с кого ей брать пример. Пример в жизни, в бою, в труде.

На Сталинградский фронт Халмат попал в январе 1943 года. 25 лет минуло с той поры. Но он как сейчас помнит и деревню Тарасовку, укрывшую солдат от вьюжной ночи, и себя, шагающим по волжским степям.

Красноармейцы пулеметной роты, поднятые по тревоге, быстро приходили в себя. Ветер гнал мороз в рукава, за ворот, пытался сорвать рукавицы с рук…

До сна ли тут! А разбойничий посвист ветра заглушал разрывы снарядов, стоны летящих мин, пулеметный перестук. До сна ли тут! До сна ли, когда город горит, хотя города нет и гореть там нечему. Но горит! До сна ли тут, когда вода в Волге и то горит!

Одно утешение у солдат, давно забывших, что такое настоящий сон: «Потом отоспимся!»

«Потом» — это значит, когда совсем будет сломан хребет фашистскому зверю. А пока… Пока полк держит оборону. Шестые сутки не утихает бой. Куда девался холод? Где теперь ветер? Жарко! Волосы ко лбу прилипают. Только сегодня уже три раза поднимались в рукопашную. А немцы опять идут напролом, кричат что-то на своем языке. Командир взвода лейтенант Пашков передал по траншее: «Идут в психическую». Халмат махнул рукой: пусть идут. Он видел это раньше в кинофильме «Чапаев». Подумаешь — психическая!

— В атаку! — слышна команда.

Первым выскочил командир взвода. Халмат уже за бруствером окопа, штык вперед. И сам он весь внимание: «Сейчас нельзя мешкать! Вот прямо на него прет здоровенный фриц. Помнишь, Халмат, как на учении: «Отбив!» — «Укол!» Бей захватчиков! Они пришли на твою родную землю! Правда, великая правда на твоей стороне! Так стой до конца за эту правду!

Есть еще один!

…А что было дальше, Халмат не помнит.

Раненого его подобрали санитары. Когда вернулось сознание, первого, кого он увидел, был командир взвода. Лейтенант осторожно пожал Халмату руку и сказал:

— Молодец, Джалалов! Дрался, как лев! Значит, доживем с тобой до победы!

«Вот ты какой, воспетый в песнях Днипро!» Халмат снял каску, тщательно вытер ее, зачерпнул воды, поднес ко рту. Глоток один, второй… Хороша днепровская вода.

— Ребята, пейте! Куда лучше вода днепровская!

Каски склонились к Днепру. Вечер был теплый, золотом отливала пожухшая трава. Здесь, рядом, войны не было. Только вдали иногда раздавались одиночные артиллерийские выстрелы. Как хорошо, когда молчат орудия, не слышно злобного захлебывающегося лая пулеметов, когда не слышно стонов раненых, предсмертных криков навсегда отвоевавшихся бойцов… Но Халмат со своими товарищами и воюет как раз за то, чтобы в мире наступила тишина, чтобы всегда можно было вот так, как сегодня, ощущать нежность теплого вечера, слушать тишину, быть наедине с природой. А сейчас опять прощай, золотая осень. Скоро, теперь уже совсем скоро огнем, гусеницами танков будет уничтожена эта тихая, спокойная красота. А еще… Еще очень многие боевые друзья никогда больше не почувствуют вкуса днепровской воды…

Роте, в которой служил Халмат Джалалов, выпала честь первой форсировать великую украинскую реку. Заработала солдатская смекалка! Она знает свое дело: плоты, лодки, деревья, кусты, иссохшая трава — все пошло в ход. Днепр — это не арык на хлопковом поле. И октябрь — далеко не разгар лета. А сегодня ночью нужно быть на том берегу. Обязательно нужно!

Черная осенняя ночь упала на землю. Почернел, нахмурился, застыл в ожидании Днепр. Но вот первый тихий всплеск, второй, третий… Еще, еще, еще… И снова ни звука.

Фашисты построили прочную оборону на западном берегу, были уверены в ее неприступности и во всю трубили, что за этой водной преградой они чувствуют себя как за каменной стеной.

Десант обнаружили, когда под ногами солдат уже была земля.

И тогда взорвалась тишина, и ночь отступила перед страшным заревом боя. Из амбразур дотов и дзотов орудия били по «пятачку» прямой наводкой, каждый метр площади простреливался пулеметами, перепахивался минами.

Спасение, а значит, выполнение задачи были только впереди, в линии обороны гитлеровцев. И десантники рванулись вперед, ножом, прикладом, гранатой прокладывая себе путь.

Минометный расчет Джалалова в захваченной траншее быстро установил миномет и открыл бешеный огонь по фашистам. Гитлеровцы просто озверели, стараясь любой ценой сбросить десант в воду.

Погиб командир роты. Из взводных остался только лейтенант Михайлов. Редеют ряды обороняющихся. А небольшой плацдарм продолжает оставаться в руках советских воинов! На головы гитлеровцам летят мины, гранаты, между ними и десантниками выросла непреодолимая стена пулеметного и автоматного огня.

Ранен Джалалов, ранены бойцы его расчета. Труба миномета раскалилась докрасна. А плацдарм продолжает оставаться в руках советских воинов! К Халмату подполз лейтенант Михайлов.

— Халмат, голубчик, продержись! Немного еще осталось… — Голова командира взвода бессильно упала на землю.

— Расчет, за лейтенанта! Огонь!

А сзади неслось, нарастало, ширилось могучее: «Ура-а-а-а!» Полк форсировал Днепр. Дорогу ему открыла горстка героев-десантников. Теперь это был уже не «пятачок», а настоящий плацдарм. Отсюда пойдет новое, могучее наступление доблестных советских воинов, громящих ненавистного врага.

Но гитлеровское командование это тоже прекрасно понимало и, стянув резервы, предприняло новую отчаянную попытку овладеть плацдармом. Танки, мотопехота, авиация, артиллерия — все было брошено против зарывшегося в землю полка. Враг, наступая с флангов, стремился взять полк в клещи. Батальоны, роты несли тяжелые потери, но даже раненые не уходили с поля боя. В расчете Халмата осталось всего двое бойцов, но миномет не прекращал вести огонь. Иван Миронов подавал мины, а сержант Джалалов посылал их в цель.

— Халмат! — кричит Миронов, — считай, сколько выпустил!

— Пускай их гитлеровцы считают! Вот подсчитать бы, сколько мы их к предкам отправили, — это да! Жаль, что некогда.

По траншее подполз боец.

— Эй, минометчики, сколько вас здесь? Командир приказал двоих отправить ко мне на миномет.

Халмат, не отрываясь от миномета, бросил:

— Мин могу дать, а людей нету.

И как бы в подтверждение этих слов прямо с миной в руках упал Иван Миронов…

Халмат бросился к окровавленному другу, но на плечо