– Где взяли? – спросил Сенька сразу.

Смеется мамка:

– В капусте.

– На чужой огород ходила? В нашем нигде его не было.

– Он на колхозном был, – сказал отец. – Мы с мамкой из Засекина ехали, глядим – он в колхозной капусте лежит.

Сенька съежился, пробормотал:

– Колхозная капуста вон где, а Засекино вон где. Специально крюк дали. Не могли прямо домой идти.

– Эх, не говори, – сказал отец. И увел Сеньку гулять по деревне. Сам рассказывает, где что будет, какие новые избы, какие амбары и сараи, а сам думает о другом.

Сенька вытянул руку из отцовской ладони, сунул в карман. Идет чуть поодаль, руки в карманах, голова на сторону, и ноги в новых ботинках – отец из Засекина новые ботинки в подарок привез.

Встречные соседи спрашивают:

– Ну кто?

Отец отвечает:

– Дочка.

Соседи Сеньку не спрашивают: «Как живешь?» Только мимоходом проведут по голове пальцем и еще щелкнут. Сенька голову в плечи втягивает, чтобы не касались.

– Девочка.

– Дочка.

– Красавица.

– Барышня.

– Хорошенькая небось?

– Голубоглазенькая небось?

– В мамку.

– В папку.

«Говорили – брат, – думает Сенька рассеянно. – А вовсе сестра. И не в мамку она, и не в папку. А вовсе еще никакая – нахалка».

– Будет у нас в деревне еще одна девушка, – улыбаются люди-соседи. – А то все парни да парни.

– Когда много парней нарождается, говорят, к войне.

– Дочка хорошо. Хозяйке помощница.

– Дочка в дом – тепло в дом.

«Нам и без нее тепло было – не простужались», – думает Сенька.

Председателя встретили. Он ни о чем не спросил, он все знал сам. Поговорили они с отцом о колхозном деле.

– Сенька-то у тебя возмужал, – сказал председатель вдруг. – Все шкетиком был, а сегодня смотри – мужик.

От этих слов Сенька сразу озяб. Почувствовал он в них скрытый смысл – вроде бы теперь сам по себе. Пахнуло от этих слов на Сеньку дорожной холодной волей. С поля близкого – ветер теплый. С лесу, что за деревней, – ветер влажный. С дороги проезжей – холодный ветер.

Мамка в доме ходила тихая, легкая. Смотрела поверху, а если останавливался ее взгляд, то на белом сверточке с кружевами, из которого доносилось дыхание. Мамкины губы складывались колечком, и на бледных щеках зажигался румянец:

– Сенька, – сказала она, – ты тут не вертись и не топай.

А Сенька и не вертелся. Он сидел в уголке за кроватью на низкой скамеечке, которую ему отец сделал давно-давно и которую пес Яша прогрыз, когда был совсем маленьким пузатым щенком. Думал Сенька о том ветре с дороги, который дохнул на него сегодня.

«Я теперь из дома уйду, – думал Сенька. – Буду один жить. Может, в деревню Засекино пойду. А может, к дальнему морю, в огромадный город, где делают аэропланы. А может, даже в саму Москву. Пусть отец с матерью без меня будут, со своей дочкой».

Сенька неслышно вылез из-за кровати, послонялся на цыпочках вдоль стен. Увидел на кухне квашню с тестом – мамка, наверно, ватрушку печь собирается. Засучил Сенька враз рукава, стал тесто месить.

– Вот увидишь, какой я у тебя, – бормотал Сенька. – Я не то что эта нахалка – спит и спит. Я сейчас тесто замешу, а надо – так и ватрушку испеку…

Почувствовал Сенька шлепок по затылку. Повернул голову – над ним стоит мамка бледная.

– Это что же ты делаешь? – Схватила его за руку у самого плеча, больно стиснула. Подвела к зеркалу. Сенька сам себя не узнал – стоит в зеркале белый человек из теста, глазами лупает. А на полу под ним белая клейкая лужа.

– Ты зачем мне по затылку дала? – спросил Сенька, чтобы не реветь.

– А вот за это, – сказала мамка.

В комнате девчонка заплакала. Мать бросила Сеньку, только крикнула:

– Иди сейчас же, мазурик, к ручью, отмывайся!

Сенька пошел к ручью. Соскоблил с себя тесто, отмылся. Рубаху выстирал, штаны выстирал. Надел на себя, чтобы быстрее сохло. А пока обсыхал на траве под солнцем, все думал, как же теперь ему быть.

Наверно, с неделю Сенька жил затаившись.

Однажды, когда мать пошла к соседке, а девчонка спала на большой кровати, обложенная подушками, Сенька завернул ее в одеяло, взял на руки и понес. У него уже все приготовлено было: и дырка в заборе проделана, и дорожка разведана.

Сенька принес девчонку в огород к молодой тетке Любе через два дома. Положил среди крупных капустных кочнов. Оправил одеяло, чтобы красивее. Прикрыл лицо капустным листом, чтобы, когда проснется, солнце не спалило бы ей глаза.

Постоял безмолвно и строго. Потом сказал:

– Лежи дожидайся. Моя мамка по ошибке тебя нашла, а теперь будет не по ошибке.

Сенька погулял немного по ближнему к деревне лугу, побродил по озеру в мелком месте и пошел домой.

Он вошел прямо в плач. Народа в избе полно – и отец и соседи. Глаза у мамки ручьями текут.

Когда разглядели Сеньку, тихо стало. И в тишине отец шепотом спросил:

– Где она?

Мамка крикнула:

– Куда ты ее подевал?! – И вдруг обхватила руками Сенькину голову. – Куда ты ее дел? – И прижала Сеньку к себе. – Ну, скажи! Ну, скажи! – Она торопила его, слишком быстро произнося ласковые слова.

– Не нужна она нам, – сказал Сенька.

Снова стало тихо.

– С ней ведь ничего не случилось? – спросила мать, будто крадучись.

Сенька отодвинулся от нее.

– Ничего не случилось, – сказал он. – Лежит себе. Новую мамку дожидается.

– Где лежит? – крикнула мать. – Говори, стервец, где лежит?

«Наверно, драть будут», – подумал Сенька.

– А зачем тебе двое ребят, когда у других ни одного нет. Ты меня люби, а ее пускай тетка Люба любит. Тетка Люба одна была, теперь будут вдвоем.

Мать снова обхватила Сенькину голову, принялась его гладить.

– Ты ее тете Любе в избу отнес?

Почувствовал Сенька, что гладит она его не для ласки, а для обмана.

– Не скажу, – сказал Сенька.

Отец взял его за руку, вывел из дома.

– Ты куда ее подевал?

– А в капусту. Наверное, тетка Люба ее нашла уже. Теперь она тетки Любина!

Отец пошел от Сеньки быстрым шагом. Потом побежал.

– Беги, беги! Все равно тетка Люба ее нашла. Она теперь тетки Любина! – крикнул Сенька и засмеялся.

Навстречу отцу спустилась с крыльца красивая молодая тетка Люба – соседка. Она держала в руках девочку. Отец к девочке бросился, но тетка Люба его рукой отстранила. Они постояли, почмокали над девчонкой губами и пошли к Сенькиной избе. Отец шел, посмеивался. Тетка Люба прижимала девчонку к груди и тоже посмеивалась.