Рыцарь почтительно склонил в поклоне голову и плечи. Гали заметила улыбку, играющую в уголках его губ. Он посторонился, и девушка постаралась как можно более величественно прошествовать мимо, чтобы стереть даже малейшее воспоминание о своей неуклюжести.

Всю дальнейшую дорогу она чинно вышагивала, чувствуя невыносимый жар ярко алеющих щек. Будто бы за ней все еще следили его глаза.

Вот и все. И вся встреча. Все, что должно быть соблюдено согласно жанру новеллы, было соблюдено: мимолетность, неожиданность и чудесное спасение.

И что во всем этом могло заставить Гали потом, спрятавшись за портьеры окон, высматривать во дворе фигуру незнакомца? Подглядывать за ним в обеденной зале? Снова и снова блуждать по северному крылу, ища встречи и одновременно опасаясь ее?

Если бы это все произошло раньше, не в этот раз, у нее наверняка была бы надежда переговорить с ним на балу, во время танца. Или разузнать о нем, как бы между прочим, побольше у какой-нибудь не в меру болтливой придворной фрейлины из Княжграда.

Они там, в Княжграде, знают столько, что иногда даже складывается впечатление, что знают вообще все и обо всех.

Но нынешние переговоры были не похожи ни на один из предыдущих.

Слишком внезапно все приехали и слишком быстро все разъехались.

На этот раз деловые и политические беседы не переходили в долгоиграющие застольные посиделки с непременной дегустацией вин и коньяков различных лет выдержки. Никаких пятничных танцев и пикников с выездом в живописную предгорную область Потлова. Столичные хлыщи не привезли с собой опасно декольтированных веселых дам.

Собственно говоря, в небольшой группе серьезных дядек о прежних временах напоминала только колоритная, почти двухметровая фигура разодетого по последней моде в банты и рюши графа Борима. Да и тот, судя по скучающему выражению лица, попал сюда явно случайно.

Большую часть заседаний политической элиты граф проигнорировал. По обыкновению, их проводили в необъятном помещении библиотечной залы, коей Борим старательно избегал. Единственным его занятием стали прогулки по непривычно пустым для него коридорам потловского замка. Со вздохами часами разглядывал его светлость развешанные в галереях портреты как предков Гали, так и своих собственных, или же меланхолично листал пылящиеся в галерее фолианты с гравюрами. Он явственно тосковал по прежним временам и скрывать свою тоску не считал нужным.

Мытарства графа прекратились, когда во время своих бесцельных блужданий по замку он открыл неведомый ему ранее путь на кухню, а через нее – в славящийся разнообразием своих запасов потловский винный погреб.

Сколько точно времени он там провел, не будучи обнаруженным, неизвестно. Да только как-то вечером кухарку Велле не на шутку встревожила ставшая громче обычной возня крыс в подполе вверенной ее заботам территории. Она сидела, грызла в задумчивости тыквенные семечки, насыпанные горкой на дощатом столе, и слушала шорох и стук под досками. Шорох в отличие от семечек не прекращался, и от этого раздражение женщины все больше возрастало. Ни одного из ватаги поварят, чтобы послать расставить мышеловки, ни своенравной полудикой рыжей кошки с черными пятнами, как назло, не было рядом, а решение проблемы, по мнению Велле, не требовало отлагательств.

Вооружившись шваброй и керосиновой лампой, кухарка ступила за порог двери, ведущей в погреб.

Свет лампы бил в глаза, ни на сантиметр не отодвигая обступивший ее подвальный мрак, но женщина отважно шла в темноту, нащупывая ногами ступеньки.

Граф Борим же, напротив, ясно видел огонек и идущую к нему миловидную женщину, которая сквозь призму винных паров конечно же показалась ему верхом совершенства и изящества. Врожденная галантность заставила его найти в себе силы и оторваться от облюбованной ранее бочки с божоле крю пятилетней выдержки. Граф потянулся на свет с беспечностью мотылька-переростка. То ли Велле, разгоняя предполагаемых ею грызунов, слишком рьяно размахивала шваброй, то ли граф был более чем пьян и потому крайне неустойчив, но закончилась их встреча грандиозным совместным падением с лестницы.

У его светлости в результате скоростного спуска сильно пострадала «основная» (по словам обследовавшего его много позже придворного лекаря) правая нога, от боли в которой граф на некоторое время потерял сознание. Велле же приземлилась непосредственно на распростертое мужское тело, а потому намного более удачно. Она вскочила с несколько примятого ее тяжестью графа и, не потеряв присутствия духа, принялась затаптывать деревянные ступеньки, занявшиеся из-за разлившегося масла разбитой лампы.

Когда огонь был потушен, пришло время Велле разбираться с добытым в результате проведения ею столь рискованной операции трофеем. На ощупь мужчина был молод и крепок, поэтому она решила не бросать его распростертого ниц, а потихоньку втащить по лестнице в кухню. Слабо сопротивляющийся, постанывающий, но постепенно трезвеющий от шока Борим, щурясь, вышел из сумрака полюбившегося ему погреба. Под светом кухонных ламп оказалось, что найденыш еще и весьма красив.

Последним доводом, заставившим Велле принять решение в пользу предоставления кухни в полное распоряжение графа, стало сказанное мурлыкающим сочным баритоном:

– Мадам, мне, к глубочайшему сожалению, не выпало случая быть представленным вам ранее…

Кухаркам редко доводится выслушивать что-либо подобное, так что удивляться произведенному этой фразой эффекту не приходилось.

Гали усмехнулась, вспомнив, какой переполох устроили слуги графа, заметившие (где-то через неделю, когда уже дело шло к сборам к отъезду) отсутствие хозяина.

Были организованы запоздалые поиски с поэтапным прочесыванием окрестных таверн и дна опоясывающей город речки Петли. Поиски ничего не дали (еще бы!).

И тогда все озадаченно пожали плечами и почесали в затылках. Тут же поползли противоречивые слухи то ли о похищении графа, то ли о его тайном пострижении в духовный сан. И даже о пленении в казематах замка как вольнодумца, открыто высказывающего свои соображения, категорически не совпадающие с официально проводимой Потловом последнее время политикой в отношении Княжграда и Латфора, из-за чего он якобы демонстративно не посетил ни одного заседания с участием их послов.

Еще через несколько дней всплыла новая деталь, после чего отдельные лица не на шутку обеспокоились. Больше всех нервничал из-за новости отец Гали, князь Всемир. Куда там слухам о политической диверсии – выяснилось, что самый последний раз пропавшего видели в непосредственной близости от погребов дворца.

Всерьез опасаясь за состояние своих легендарных запасов, Всемир тут же организовал поисковую экспедицию, которую сам же и возглавил. Обнаружение его светлости Борима, спящего в примыкающей к кухне комнате кухарки, стало шоком для дам и вызвало немалое веселье и огромное количество разномастных шуток у господ.

Раздосадованного графа вынудили покинуть территорию кухни, а Велле весь день проплакала, сидя на ставшей для нее роковой лестнице. С того дня граф заперся в своей комнате, а ужин, вопреки обыкновению, стал неизменно подгорать. Впрочем, на это, как ни странно, мало кто обратил внимание.