– Да.

Он лег на кровать, подавив волну возбуждения. Даже глаза прикрыл, чтобы успокоиться. Он до сих пор ни разу не подумал о том, что будет с ним дальше, когда он выйдет из клиники. Мир сузился до больничных стен – по крайней мере, внутри их жизнь была узнаваема. А за ними – что за ними? Как нужно жить за ними?

– Дело в том… Валерий Валерьевич, я совершенно не помню, в чем состояла моя работа! Уговорите их… Скажите им, что я еще нуждаюсь в лечении!

Ему стыдно было признаться, что он боится.

– Вы будете ко мне приходить, амбулаторно. Не волнуйтесь, Владислав Сергеевич, вы останетесь под нашей неусыпной заботой и опекой! Как пояснили ваши коллеги, фирма маленькая, и работа у вас несложная. Если вы что-то забыли, вас обучат заново. Но в ней вся работа основана на доверии. Ваше имя, то есть ваша подпись, много значит для рабочего процесса. В ее отсутствие часть дел застопорилась. Ваши коллеги сказали, что вы им срочно нужны на рабочем месте.

– А я справлюсь? – растерянно проговорил он.

– Ваши коллеги уверяют, что да, – ответствовал врач, мысленно отметив, что Влад даже не спросил, в чем заключается работа.

Загадочная это штука – память…

При выписке врач подарил ему коробочку для лекарств – «недельку». В каждом из семи отделений по три капсулы: синяя, голубая и розовая. Синяя для улучшения памяти, голубая – для улучшения кровообращения, розовая – комплекс витаминов. И еще одна маленькая белая таблетка вечером: для успокоения расшатанных нервов. В придачу упаковки с аналогичными лекарствами и с наказом заправлять коробочку каждое воскресенье вперед на неделю.

Кроме того, два раза в неделю ему вменялось являться к Валерию Валерьевичу на сеансы психотерапии.

«И не вздумайте заниматься самолечением, Владислав Сергеевич! Принимайте строго прописанные средства, и только их! Ни в коем случае не пропускайте прием лекарств! Если что-то вспомните, непременно проконсультируйтесь со мной!» – настаивал Валерий Валерьевич, его лечащий врач.

Он рассеянно пообещал – все мысли были заняты тем, что он увидит, с чем столкнется в реальной жизни. В той жизни, что он основательно подзабыл….

Жизнь оказалась безрадостной.

Новая квартира – он совершенно не помнил ее покупку и переезд – была заставлена коробками и разобранной на доски мебелью. В первый день он не знал, куда сесть, куда лечь… По справочнику он выписал рабочего, который свинтил разнородные части, образовав мебель: шкафы и шкафчики, комоды и ящички, кровать и стол… Стало чуть легче дышать. Он не был уверен, что узнал мебель, – скорее просто принял ее как данность.

Следующим этапом была домработница: ее он заказал в каком-то бюро по найму.

Та пришла и принялась, как ей было поручено, разбирать коробки. Однако все оказалось не так-то просто: она без конца приставала к нему, что за вещь да куда ее класть. Женская одежда: жены, дочки… Влад велел оставить ее в коробках: ни малейшей идеи, что с ней делать. Жена похоронена во время его беспамятства в коме. Есть адрес и номер сектора на кладбище, но он туда не торопился идти. Что делать на могиле человека, к которому ты не испытываешь никаких чувств? Наверное, это потому, что амнезия?..

Что же до дочери, то с ней было проще. Она не пожелала приехать повидать отца в больнице, а он ее с трудом помнил. Зато почему-то прекрасно знал, что дочь его рассудила примерно следующим образом: если она пропустит занятия, то завалит экзамены; если завалит экзамены, то придется остаться на второй год; а оплатит ли еще один год отец? А вдруг он умрет? Надо пользоваться, пока жив и платит!

Все это было болезненно. Но следовало жить и обустраивать жизнь. И он диктовал: чашки сюда, рубашки сюда…

Он не знал, бывало ли с ним раньше такое, но сейчас он остро и беспокойно ощущал одиночество. Оно перло из этих коробок, успевших запылиться за время его отсутствия. Оно струилось от голых, необжитых стен. Оно таилось в углах недавно свинченных шкафов, в холодной широкой постели, в неуютной кухне, в пустой корзине для грязного белья в ванной… Пришлось научиться запускать стиральную и посудомоечную машины, пользоваться микроволновкой и духовкой… Запекая кусок свинины с чесноком – хватит на два, а то и три дня, – он задавал себе вопрос: делал ли он это раньше? И не знал на него ответа…

Временами мозг ослепительно ясно пронизывали вспышки видений: вот этот дубовый буфет он покупал вместе с женой – ей очень хотелось антикварную мебель; а дочка фыркнула: «На фиг вам этот хлам?»

Вот жена в красном в горошек фартуке с оборками поверх нарядного платья наклонилась над посудомойкой: складывает тарелки. А он колдует над маринадом для мяса… Дочь на пороге: «Я ухожу!» И раздраженное замечание жены: «Помогла бы на стол накрыть!..»

Но дочь не помогла, она ушла. А гости пришли. Ни одно лицо не прочерчивается из общего фона, все слилось в неразборчивый задний план… Чья-то бородка, чьи-то очки, чья-то лысина, чьи-то бриллианты перемигиваются с хрустальной люстрой…

Значит, он умел готовить… Да и то, откуда бы его руки знали, как надо сделать надрезы в куске мяса, влить туда маринад (винный уксус, аджика, кэрри, соль и чуть сахару на кончике ложки!) и воткнуть дольки чеснока, если бы он не умел раньше готовить?

Самым смешным было то, что назавтра это воспоминание больше не хотело вспоминаться. Оно снова захлебнулось в темной пучине небытия.

Остался только красный фартук с белыми горохами – как знамя его беспамятства.

…Работа оказалась и впрямь несложной. Как объяснили коллеги, его функция была чем-то вроде ОТК (отдел технического контроля): нужно было сверять в компьютере файлы. Новые откуда-то приходили, его задачей было тщательно проверить их идентичность с теми, что уже хранились в базе данных. Поставить свою подпись и переслать дальше.

Его удивила система защиты: каждый рабочий пост (всего было четыре компьютера, включая его собственный, и еще один стоял без дела в углу) запускался по отпечатку пальца. Нужно было приложить большой палец к специальной панельке, чтобы завести компьютер, – без отпечатка он просто не включался. Подпись же вводилась через специальную программу: он писал на особой электронной дощечке, подпись загружалась, компьютер сверял ее с оригиналом и давал «добро».

За первую неделю работы он так и не сумел понять, чем занималась фирма и чем занимался он в фирме.

– Мы делаем сверхсекретные компьютерные программы, – говорил ему Митя.

Митя не был главным – в этой своеобразной фирме не существовало директора. Правда, у Мити имелся свой кабинет, тогда как Влад сидел в крошечной проходной комнатушке. Еще двое сидели у компьютеров в следующей комнате.

– Мы работаем на государственные организации, отсюда и высокая секретность. И высокая степень проверки, контроля, – объяснял Митя.

Он припоминал Митю, хоть и смутно. Остальных двоих – нет, никак. И еще почему-то помнил кабинет с деревянными панелями по стенам. Большой стол и себя за ним…