– Гранки! Он пришлет кого-нибудь?

– Обо всем этом уже позаботились, мистер Уайлдер. Мистер Крауч просил передать вам, чтобы вы ни о чем не беспокоились. Кто-нибудь заберет гранки.

– Отлично.

– И вам незачем отправляться в Сан-Франциско, – подытожил врач, в понимающей улыбке которого проглянула язвительность.

Сан-Франциско? Значит, это правда ему не во сне привиделось то совещание в лос-анджелесском «Балтморе».

Джадд закрыл глаза. Память сработала мгновенно, отчетливо и ясно, все теперь получило объяснение, даже это ощущение памятной тревоги. Он стоит на трибуне, и вдруг провал в сознании, никак не припомнит ни словечка из речи, той самой, которую он готовил день за днем, мотаясь по стране, слова и фразы которой так прочно засели в голове, что за день до этого, в Далласе, он даже не заглядывал в странички, где она была записана. И вот в Лос-Анджелесе, в городе с самым крупным в стране ковровым рынком, на виду у всех подрядчиков, сидевших в зале в ожидании, сознание его взбунтовалось, отказываясь снова воспроизвести слова из заученной речи.

Он тогда все же выкрутился. Плотину как-то прорвало, и слова стали приходить на память. И все тогда ему сошло с рук. Ни один человек не догадался, все подрядчики, подходившие к нему после выступления, уверяли, что лучшего совещания, устроенного производителем, они не помнят. Хью Иверсон заявил, что оно стало самым улетным зарядом, какой получала лос-анджелесская контора с тех пор, как он сделался региональным управляющим.

Потом, однако, уже на коктейле, снова случился провал: мозг его отказывался сопрягать имена с лицами, язык заплетался. Он слегка испугался поначалу, соображая, что такое могло случиться, зато теперь он понимал – просто устал, вот и все. Шестнадцать городов за двадцать три дня, слишком много совещаний, встреч, слишком много коктейлей, слишком много имен, чтобы их запомнить. Зато теперь с ним все в порядке. Всего-то ему и нужно было – немного отдохнуть.

Телефонный звонок. Да, прозвучал он как нельзя более удачно, позволив взять тайм-аут. Вообще-то звонили всего-навсего из гостиничной службы проведения мероприятий, чтобы сообщить ему, что все демонстрационные стенды уже упакованы и готовы к отправке, но он, охваченный отчаянным желанием вырваться, обратил телефонный разговор в требование немедленно отправиться в Сан-Франциско. Хью Иверсон охотно ему поверил. Высказанное им сожаление было не более чем представлением, какое устраивает любой региональный управляющий, чтобы скрыть облегчение, вызванное избавлением от необходимости ублажать важную шишку из головного офиса, в особенности тогда, когда кое-кто из лучших его клиентов слегка распоясался, грозя превратить вечер в настоящую субботнюю перебранку с мордобоем, вовсе не отвечающую репутации «Крауч карпет». Проложив путь к бегству, Джадд Уайлдер пустился по нему в слепой спешке: побросал вещи в сумку, расплатился за гостиницу, водителя такси понукал всю дорогу, пока тот его в аэропорт вез. На автостраде образовался колоссальный затор, и водитель поехал в объезд, завезя его в какой-то двухмерный мир, составленный из зданий, похожих на спичечные коробки, где лучи от фар с трудом пробивались сквозь плотный смог. Улица была, казалось, перепаханной, такси тряслось и прыгало как бешеное, пока наконец не угодило в выбоину, рухнуло в нее с металлическим лязгом и встало, жутко перекосившись: полетела ось переднего колеса. Водитель, изведя свой гнев всеми возможными ругательствами, предложил:

– Видно, вам придется другую машину вызвать. Вон там, в том мотельчике, должен быть телефон.

Джадд увидел сияющие неоновые буквы: М ТЕ Ь «ЛОС ХУНТОС», – буква «О» не горела вовсе, а «Л» время от времени вспыхивала красным. Да, он понял, где оказался.

Только вот почему он, вместо того чтобы попросить телефон, снял один из номеров? Старушка в сером свитере отложила вязанье, поднялась на ноги, рассматривая доску, полную ключей, и, притворяясь, будто решает трудную задачу, наконец вручила ему ключ от номера шесть. Он протянул ей двадцатидолларовую купюру, старушка скрылась за занавеской из застучавших нитей деревянных бусинок, вернулась со сдачей, проделав все это, не произнеся ни единого слова, и только потом сказала:

– Третья дверь слева.

Джадд отыскал шестой номер довольно легко, у порога его остановил странный запах, неуловимо знакомый, но вспомнить его никак не удавалось, пока не предстали перед глазами кресло с роскошной обивкой, вышитые ромашки с маргаритками, украшавшие уголки наволочек на подушках. Тут-то он и понял, отчего запах показался ему знакомым: пахло Айовой.

Только теперь запах улетучился. Или просто Джадд привык к нему? Сейчас для него если чем и пахло, так только кабинетом врача, в стены которого въелась вонь туалетной хлорки…

Про Айову он все же угадал. И доказательство получил уже утром в мотеле, когда старушка пришла его проведать, постучалась к нему в дверь и окликнула: «У вас там все в порядке?» С минуту он никак не мог сообразить, где находится, нащупал одежду и, направляясь к двери, поразился яркости солнечного света, подсказавшей ему, как же долго он проспал. Да, именно тогда он и уверился, что прав насчет Айовы: один вид пожилой леди чего стоил, то, как стянула она редеющие седые волосы в небольшой пучок, то, как перехватила заколкой с камеей высокий воротник серого платья.

Что она тогда сказала? Что-то такое про желание убедиться, что с ним ничего худого не случилось. «Нет, ничего не случилось», – сказал он тогда. И был не прав. Что-то с ним все-таки случилось. Он проспал почти двадцать часов. Ничего подобного прежде он себе не позволял.

Сколько тогда времени было? Он, должно быть, опять завалился спать после того, как хозяйка принесла ему мелко рубленное мясо, сдобренное сливками…

Мелко рубленное мясо?

Ну да, она заставила его хоть что-то поесть. Только, нет, это было уже потом, как она убедилась, что он не забился в норе с бутылкой, после того как выяснила, что он парень из Айовы, выросший в каких-то двадцати двух милях от места, где была ферма ее мужа. Старик ее спятил, видать, когда, бросив все, что имел, переметнулся сюда, в Калифорнию, тут и оставил ее торчать в убогом мотельчике, ставшем сущим притоном наркососов да убежищем для пьяни.

Пьянь? Да, его тоже за пьяного приняли в той закусочной.

При чем тут закусочная? Тогда он ни в какую закусочную не ходил. Нет, она принесла ему еду на подносе, мелко рубленное мясо, сдобренное сливками, и печенье из настоящей муки. Вкусно. Первая еда за всю ту неделю, от какой его бешеный желудок чуть узлом не завязался. Да, после этого он снова завалился спать. И ничего страшного: было еще светлым-светло, а в Сан-Франциско ему надо было попасть только на следующее утро.

Джадд зарылся головой в подушку, охваченный спокойствием от полной изоляции, совершенной оторванности от всего. Никто знать не знал, где он: ни Кэй, ни мистер Крауч, ни единая душа на свете. Да, и даже эта пожилая леди. Она не знала его настоящего имени. «Флойд Фултон». Зачем он это сделал, зачем подписался именем Флойда при регистрации? Только она, наверное, и не узнает его, столько воды с тех пор утекло. Да и не так много фермеров выписывали в те времена «Кольерс».