Серые брюки, немного узкие туфли и рубашка в полосочку казались мне дикостью. Я настолько привык к родному «хаки», сапогам и портупее, что чувствовал себя голым.

Солдаты наперебой совали мне письма-«треугольники», дали целую пачку помятых купюр и список желаемых покупок. Шумная толпа проводила меня до КПП и я услышал, как кто-то крикнул:

— Берегись, девчата! Господин поручик в город идет!

И взрыв смеха. Они давно хотели мне кого-нибудь сосватать: то симпатичную докторшу из медсанчасти, то полковничью дочку во время последнего нашего долгосрочного отдыха. Не получалось.

Шагая по улицам с разбитым асфальтом, из-под которого виднелась брусчатка невесть какого века, я смотрел по сторонам и удивлялся этому городу. Война коснулась его в самом своем начале, и теперь пустые проемы окон, выбоины от пуль в стенах и обвалившиеся крыши соседствовали с буйной субтропической растительностью. Природа брала свое: плющ и лианы увивали полуразвалившиеся здания, деревья высовывали свои ветки в окна с разбитыми стеклами, трава пробивалась между плитами тротуара.

На почте хмурая тетка приняла письма, пересчитала их толстыми пальцами и сунула в какой-то ящик, не проронив ни слова. Я пожал плечами и вышел через тяжелую деревянную дверь.

Непривычным было то, что ни один прохожий не остановил на мне своего взгляда: одобряющего или осуждающего. Имперская форма всегда вызывала какие-то эмоции, я уже привык к этому. А рубашка в полосочку — не вызывала.

Я хотел посидеть где-нибудь в тихом месте, попить кофе, отдохнуть от гомона и суеты, царящих в бараках, и поэтому зашагал к вывеске, обещавшей свежую выпечку и кофе «по-восточному».

Чашка кофе и горячий рогалик с маком согрели мне душу, и я, закинув ногу на ногу, принялся пересчитывать солдатские деньги, которые бойцы насовали мне перед выходом, рассчитывая на то, что я вернусь с целой кипой гостинцев из длинного списка, составленного ребятами.

Мятые купюры, тусклые монеты, простые мечты моих бойцов, записанные химическим карандашом на оберточной бумаге… Зубная паста, «книжка про пиратов», полкило халвы…

Я улыбнулся, завернул деньги в список покупок и попросил счет.

Задвинув стул, я блаженно потянулся, хрустнув суставами, и зашагал к выходу. Краем глаза я заметил, что одновременно со мной поднялась компания из трех мутного вида типов. Один из них, небритый парень в картузе, кинул на стол смятую купюру и сделал какой-то знак своим дружкам.

Особого внимания я на это не обратил, вышел из кафе и отправился к единственному месту, которое могло удовлетворить всем пунктам списка покупок — городскому рынку.

Настроение у меня было приподнятое, я пинал носком ботинка какой-то камешек, благо по гражданке это было не стыдно. Вдруг камешек забился между плохо пригнанными сегментами брусчатки. Я даже ругнулся от досады. Это, конечно, было ребячество, но такое вот несерьезное настроение у меня приключилось.

Я прошел еще несколько десятков шагов, как вдруг какой-то неприятный голос сзади громко позвал:

— Эй, дядя!

Я как-то не привык чтоб меня звали «дядя», да и вообще — кому я мог быть нужен в этом городке? Поэтому идти дальше показалось мне самым разумным решением. Но голос не унимался:

— Эй ты, в полосочку!

«В какую полосочку?» — подумал я, а потом сообразил, что это касается расцветки моей рубашки. Я развернулся на пятках и оказался на расстоянии вытянутой руки от того самого типа в картузе, которого видел в кафе совсем недавно. Его дружки стояли чуть позади и ехидно улыбались.

— Дядя, тут такое дело… Помоги ветеранам гражданской войны на хлебушек!

Я удивленно на него уставился. Ветеран гражданской войны? Это в каких-таких войсках он служил, что его демобилизовали? Война-то еще… Так, стоп, о чем это я? Ясно ведь, чего ему надо.

— Нет, ребята. Помочь я вам не могу, — сказал я, и собирался было уже развернуться, как вдруг цепкая рука типуса в картузе схватила меня за плечо.

— Мы кровь за тебя проливали, фраер! У тебя денежка есть, я видел, — сказал он и его рука потянулась к карману моих брюк.

Это что еще такое?! Я резким движением освободил плечо, левой рукой пресек его поползновения к моему карману.

— Ты в какой части служил, ветеран? — поинтересовался я, отступив назад.

Ситуация накалялась. Дружки парня в картузе взяли меня в полукольцо, глаза главаря нехорошо прищурились:

— Отдай денежки, дядя! Мы таких как ты… — начал он и вдруг у меня в голове взорвался кумулятивный снаряд.

Мощный апперкот в подбородок чуть не сбил меня с ног, заставив зашататься и отступить на пару шагов. Главарь в картузе подул на костяшки кулака, только что побывавшего в соприкосновении с моим подбородком и сказал:

— Отдай денежки, а то ведь здесь тебя и закопаем…

Я затравленно огляделся. На самом деле переулок был тихий, безлюдный. Какой черт меня сюда понес?

— Нет, не отдам. Хрен тебе, а не деньги! — сказал я, и сплюнул кровь из прокушенной во время удара щеки.

Став в боксерскую стойку я смотрел прямо в глаза доморощенному грабителю, демонстрируя решительность сопротивляться. Черт побери, я имперский офицер! Я лоялистов убивал!

Он демонстративно закатал рукава и двинулся ко мне. Когда его картуз был в прямой досягаемости моих кулаков, я резко нырнул вправо и длинным прыжком оказался нос к носу с одним из подельников «картуза», сутулым парнем с сигаретой в зубах.

Я влепил классическую «двоечку» ему в голову, из носа у него потекла кровь, а я не останавливался, наносил удар за ударом поочередно обеими руками, превращая его лицо в кровавое месиво.

Сутулый рухнул на землю, а мне крепко прилетело кованым сапогом по почкам, то ли от «картуза», то ли от второго его приятеля. Боль была адская! Я отлетел вперед, споткнулся обо что-то, упал, ушибив руку…

— Отдавай деньги, фраер! — я увидел два сапога перед своим лицом.

— А вот хрен тебе! — прорычал я, схватил обеими руками за правый сапог и дернул что есть силы на себя.

Мой противник больно сел на кобчик рядом со мной, я тут же набросился на него, сбил с его головы ненавистный картуз… Я бил и бил его, в корпус, в голову, по подставленным рукам до тех пор, пока удар с размаху ногой мне прямо в висок, нанесенный оставшимся налетчиком не сбросил меня на землю.

— С-сука! — главарь, застонав, поднялся на ноги и пнул мне по ребрам. — Где там его деньги?

Они начали обшаривать мои карманы, но пронзительный свист патруля военной полиции заставил их отвлечься от меня и, подобрав своего друга, обратить тыл.

Я, скорчившись,