Мои бойцы как-то собрались, оправились. Я, неожиданно для себя рявкнул:

— Рота, стройся!!!

Бойцы стали плечом к плечу.

— Р-равняйсь!!! Смир-р-рна! Шагом — марш!

А впереди преторианцы ворвались на позиции лоялистов, крушили, ломали, сметали все на своем пути…

Дадим отпор душителям

Всех пламенных идей,

Насильникам, грабителям,

Мучителям людей!

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна, —

Идёт война народная,

Священная война!

Не смеют крылья чёрные

Над Родиной летать,

Поля её просторные

Не смеет враг топтать!

Мы подошли в тот момент, когда лоялистский штаб пытался удрать на легковых автомобилях, а гаубичная батарея прямой наводкой начинала обстреливать потерянные позиции. Мы видели артиллеристов в синих мундирах, здорово попортивших нам кровь, видели и слышали залп из сотен винтовок вслед штабной автоколонне и вильнувшую в кювет последнюю машину…

— Цепью! В атаку! Бегом — марш!!! — проревел офицер-преторианец, и постепенно ускоряясь, парни в черной форме устремились к вражеской батарее, к автоколонне с разбитыми стеклами и спущенными шинами. Я запоздало повел роту в обход артиллерийских позиций. Мои ребята уже в один голос с преторианцами пели-орали:

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна, —

Идёт война народная,

Священная война!

Лоялисты стреляли хорошо, но остановить черную лавину не могли. Да и мы подоспели вовремя — ударили во фланг и сбили их охранение.

Мы лоялистской нечисти

Загоним пулю в лоб,

Отребью человечества

Сколотим крепкий гроб!

…ревели преторианцы, сбрасывая под откос холма гаубицы, безжалостно добивая раненых и опрометчиво сдавшихся в плен врагов. Мои ребята уже уверенно подхватили:

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна, —

Идёт война народная,

Священная война!

А я устало сел на мешок с песком, оставшийся от ретраншемента позади орудийных позиций, и, сняв фуражку, отер лицо. Это великолепно, но так не воюют!

VII. ОККУПАНТЫ

Пуля срикошетила от каменной кладки и подняла фонтанчик пыли у меня под ногами. Они загнали нас в какой-то цех заброшенной фабрики и не давали высунуть носа.

Незнакомый корнет скрючился за покрытым ржавчиной прибором непонятного назначения. Он щелкал барабаном револьвера и шевелил губами, то ли повторяя слова молитвы, то ли матерясь.

Я попробовал выглянуть из окна с разбитыми стеклами. Раздался выстрел и у меня с головы слетела фуражка.

— Твою мать!

— Что, ваше благородие, крепко нас здесь прижали? — третий товарищ по несчастью, ефрейтор-сапер, был безоружен, но присутствия духа не терял.

— Прижали… Все выходы под прицелом держат!

— Да какие тут выходы? Ворота вот эти и дверца, через которую мы сюда попали! Может, через завод попробуем?

За окном началось какое-то шевеление, я резко высунулся, пальнул пару раз из револьвера в движущиеся фигуры и спрятался. Сапер подал мне продырявленную фуражку, я отряхнул ее от пыли, вдохнул глубоко и сказал:

— Можно и через завод. Если только нас там не ждут, — я еще раз вдохнул и сморщился: — Чем так воняет?

Сапер сделал пару движений ноздрями:

— Трупом воняет. Давнишним, — потом махнул рукой и, пригибаясь, когда бежал мимо оконных проемов, направился к двери, которая вела в основной корпус завода.

Корнет посмотрел на меня совершенно безумными глазами:

— Они нас убьют? Они нас повесят за ноги? Поручик, не молчите! Поручик, почему они нас так ненавидят? Почему они нас хотят убить?

Его кавалерийский мундир был испачкан и порван в нескольких местах, высокие сапоги потеряли положенный блеск и были покрыты толстым слоем пыли.

— Мы для них — оккупанты. Им не за что нас любить, — ответил я. — В этом городе никогда не было имперской власти. Ни-ког-да.

— Какого черта тогда мы здесь делаем, а, поручик? — корнет был совсем плох и с этим надо было что-то делать.

— Какого черта? Выполняем приказ Его Высочества, корнет! — я повысил голос: — Вста-ать! Смир-рна! Повторите присягу военнослужащего вооруженных сил Империи!

— Я торжественно клянусь чтить и защищать… — начал он.

Я привалился спиной к стене и начал считать патроны. Корнет закончил повторять слова присяги:

— … то пусть меня покарает Бог и имперские власти, на верность которым я присягнул.

— Двадцать семь. Не густо. У вас сколько?

— Что? — корнет немного пришел в себя, перестал истерить и собрался.

— Патронов сколько?

— Четыре в барабане и двенадцать запасных.

— Маловато…

Вдруг створка ворот приоткрылась, и внутрь забежали трое, в гражданской одежде, но вооруженные. Корнет заметил их первым и высадил все свои четыре патрона в крепыша с обрезом. Стрелял он метко, так что крепыш упал и заорал благим матом.

Двое тут же спрятались за какие-то ящики, так что я совсем потерял их из виду.

— Перезаряжайся, корнет! — скомандовал я и потихоньку стал пробираться к позиции противника.

Я укрывался за кучами строительного мусора, ржавыми станками, какими-то железяками. Мне оставалось две короткие перебежки, когда из-за ящиков высунулась голова в кепке, внимательно вглядываясь в полумрак цеха. Я перекатился за большую деревянную катушку, на какие обычно наматывают высоковольтный кабель.

Противник среагировал мгновенно — револьверная пуля ударила туда, где я был за секунду до этого. Черт!

Пока один из врагов, высунувшись по пояс из-за укрытия, пытался выцепить корнета, второй ползком стал двигаться в мою сторону. Я видел его в щель между досками катушки, а он и не подозревал о моем местонахождении.

Он прополз мимо меня, и я в деталях рассмотрел его поношенный вельветовый пиджак, штаны в полосочку, стоптанные подошвы сапог. В руках он держал карабин той же модели, что использовали и мы.

Револьвер два раза дернулся в руке, и под врагом расплылась лужа крови. Он умер, не издав ни звука.

Парень с револьвером, за ящиками, понял, что остался один, матюгнулся и попытался отступить к приоткрытым воротам. Ему это удалось, но корнет успел метким выстрелом продырявить ему ногу, так что последние шаги он преодолел с дикими воплями. Оказывается, в кавалерии еще и стрелять учат!

— Поручик! Что дальше?

— Собрать оружие и боеприпасы.

Корнет бросился к подстреленному им крепышу и принялся шарить у него по карманам. Вынув откуда-то заляпанную кровью горсть патронов, он переменился в лице и его вырвало.

Когда спазмы прекратились, корнет проговорил:

— Я до этого никогда… В людей…

— М-да… Давно в действующей армии?

— Неделю…

— Молодцом держишься. Протри патроны, если не хочешь чтобы ствол оружия разорвало.

Корнет кивнул и какой-то тряпкой стал