– Мне нужно будет взять расписку или что-нибудь в этом роде?

– Нет. Просто отдаешь сумку, покупаешь билет обратно, летишь в Москву.

– Это и будет моя работа?

– Не задавай вопросов.

– Хорошо.

Он повернулся назад и взял красную сумку, лежащую между сиденьями. Поставил сумку ей на колени. Скользнул глазами по ее лицу.

Симпатичная.

– Спасибо вам. Я этого никогда не забуду. Я правда вам благодарна!

Она хотела сказать ему что-то еще. Как-то объяснить, что то, что он сегодня с нею сделал, – это не так плохо, как может показаться со стороны. Что он не воспользовался ее отчаянным положением, а сделал ей большое одолжение. Пожалел ее. И что она это понимает и ценит. И она будет готова сделать это для него снова. В любой момент, когда он только пожелает. Просто потому, что она испытывает к нему чувство глубокой благодарности. Ей было приятно сделать это для него. И ей было совсем не трудно.

Нет, конечно, она не сказала ему ничего. Как бы это прозвучало?

Ася повернулась и вышла из машины.

Она сделает все, как надо. Он мог быть в этом уверен. Ничто ее не остановит. Бомба окажется на борту самолета. Самолет взлетит в 19:20, и бомба взорвется ровно в 19:34. Хозяйка будет довольна. Она получит то, что ей нужно. А он получит от нее то, что нужно ему, – деньги, которые он посылает Тамаре в Петербург. На что она их тратит? На клубы, тряпки и обеды?

Он гнал от себя эту мысль, хотя догадывался, что на самом деле она тратит эти деньги на белый порошок, на который ее подсадил этот ее питерский парень.

Он не может ее защитить от этого, но он, по крайней мере, может сделать так, чтобы ей не приходилось воровать или отдаваться первому встречному за этот проклятый белый порошок.

Потому что он хороший отец.

Мирон достал из кармана телефон.

– Все в порядке. Я нашел курьера.

Хозяйка ничего не ответила, просто нажала отбой.

Теперь можно было заняться второй частью плана. То, что он уже сделал, – это была простая часть, а теперь начиналась сложная.

Поезд медленно подходил к платформе. Металлический голос диспетчера объявил о прибытии, отточенные десятилетиями формулировки звучали как заклинание. Слова потеряли свое значение. Что такое «прибывает»? Что такое «путь»? Железняк стоял на платформе и смотрел на медленно и неотвратимо подходящий поезд. Он видел машиниста, сидящего в кабине. Когда-то он мечтал работать машинистом. Водить поезда через всю страну. Видеть реки и горы из окна поезда. День и ночь, через дождь и снег. Слава богу, не все наши мечты сбываются.

Вокруг Железняка кружили мужчины в несвежих рубашках, с самодельными бейджиками.

– Такси, такси недорого.

Они всегда так говорили – недорого, недорого. На самом деле если взять такси здесь, заплатишь втридорога. Если пройти здание вокзала и сесть к одному из водителей, ждущих на остановке, заплатишь двойную цену. А если сделать еще два шага, выйти на дорогу и поднять руку – остановится первая же машина и вас за полцены отвезут куда угодно.

Одна и та же услуга может стоить по-разному в зависимости от контекста.

Интересно, кем хотели стать в детстве все эти пахнущие потом мужички? Запах, который от них исходил, – это не запах труда, это запах жадности. Они потели из-за того, что хотели ваши деньги.

Поезд подошел к платформе и остановился. Двери вагонов открылись, из них, как по команде, вышли проводницы в форме. У каждой в руках была тряпочка, они протерли поручни – еще один странный, бессмысленный ритуал. Зачем они всегда протирают эти поручни? Если бы поезд прибывал рано утром, на блестящем металле могла бы выпадать роса. Но сейчас никакой росы нет и в помине.

«Нумерация вагонов начинается с хвоста поезда» – наконец до Железняка дошел смысл этих слов. Он быстро пошел, расталкивая таксистов и пассажиров с клетчатыми баулами.

Лариса стояла у вагона, держа за длинную выдвижную ручку сумку на колесиках. Железняк подошел к ней.

– Привет.

– Привет. Я же тебе сказала, что у меня второй вагон.

– Извини. Я не сразу понял, что нумерация начинается с хвоста.

– Разве они не объявляли?

– Объявляли, но…

– Ты, как обычно, все прослушал.

Он взял ее сумку.

– Что у тебя там, пушечные ядра?

– Ее можно катить, она на колесиках.

Колесики загрохотали по асфальту. Да, действительно, так намного легче.

– Как добралась?

– Не очень. Внизу подо мной ехала какая-то тетка с такими вонючими духами. Я чуть не умерла от удушья. До сих пор тошнит.

– Я бы сказал тебе, что здесь ты вдоволь надышишься, но это будет неправда. Видишь, какая у нас тут сейчас ситуация. – Железняк показал в просвет между навесами на здание гостиницы «Ленинград», которое было окутано серой дымкой.

– Да, по телевизору передавали. Лесные пожары. А что, их вообще никто не тушит?

– Говорят, МЧС не справляется.

Они подошли к машине. Железняк открыл багажник и, с трудом приподняв сумку, закинул ее внутрь.

– А где твой водитель?

Железняк усмехнулся.

– Садись. Я теперь сам себе и водитель, и повар, и домработница.

– Странные привычки у вас, москвичей, как я погляжу.

Они сели в машину. Железняк повернул ключ зажигания.

– Не жалеешь о том, что уехал?

Железняк не сразу ответил.

– А что бы я сейчас делал в Волоковце?

– Без дела бы не остался. Пошел бы к губернатору. Он сейчас обновляет команду.

– И каждый день боялся бы следующего обновления команды? Спасибо, нет, я не играю в азартные игры с государством.

– А во что ты играешь?

– Лариса, я бизнесмен. Я продаю людям то, что они готовы покупать.

– И что ты продаешь им сейчас?

– Шампунь.

– Что?

– Стиральный порошок. Туалетную бумагу. Разные мелочи.

– Серьезно?

– Более чем.

– Это теперь твой масштаб?

– Надо же с чего-то начинать. Куда тебя отвезти?

– Ты серьезно?

Он посмотрел на нее.

– Лариса, мы не живем вместе уже почти три года. Мы чужие люди.

– Я остановлюсь у тебя. Ты мой муж.

– Официально да. Но…

– У тебя кто-то есть?

И опять он ответил не сразу.