Дойлы аплодировали, восхищаясь импровизацией, Гудини же любовался особняком. Поместье носило название Уиндлсхем, и хозяева привели Гарри в огромный зал, где семья, бывало, играла в бильярд, музицировала, а еще, по словам Джин, однажды в 1900-х тут на приеме вальсировали сто пятьдесят пар. Стены украшали портреты английских боксеров, полотно работы Антониса ван Дейка и голова оленя, обрамленная патронами. Но в первую очередь Гудини бросились в глаза картины какого-то малоизвестного викторианского художника, изображавшие ведьм, вампиров и фей. Заметив его любопытство, Артур сказал, что эти полотна – кисти его покойного отца, Чарльза.

Гудини и Дойл в тот миг составляли странную пару: высокий и широкоплечий сэр Артур, шотландец по воспитанию и ирландец по происхождению, посвященный в рыцари, рассказывал о своем отце-художнике и кельтских преданиях о феях, а низкий и коренастый еврей Гудини с любопытством расспрашивал собеседника, и в речи его явственно слышался какой-то акцент (как подумалось тогда сэру Артуру, характерный для нью-йоркского еврейского гетто). Но сколь бы разными они ни были, их объединял интерес к тому, что происходит после смерти, и кое-что еще, не менее важное.

Чарльз Дойл не сумел заинтересовать публику своими оккультными картинами, и семья испытывала материальные трудности, поэтому сэру Артуру, как и Гудини, в детстве пришлось испытать унижение бедности. Оба хотели восстановить утраченную гордость семьи и сделать счастливыми своих исстрадавшихся матерей. Ребенком сэр Артур обещал матери: «…когда ты состаришься, у тебя будет бархатное платье, очки в золотой оправе и ты будешь сидеть у камина в уютном кресле». Подобную клятву дал и Гудини – и сумел сдержать слово. После выступления в театре Хаммерстайна он настоял на том, чтобы гонорар ему выплатили золотыми монетами, и радостно высыпал это сокровище в передник матери. Однажды он даже купил и подарил ей шелковое платье, сшитое для королевы Виктории. Когда Гудини заговаривал о Сесилии Вайс, Джин казалось, что все его бахвальство исчезало и он превращался в маленького потерявшегося мальчика, мечтающего найти маму. Несмотря на разочарование от спиритических сеансов, Гарри не оставлял надежды связаться с духом матери в Англии.

К сожалению Дойла, другие люди, которыми он восхищался, не были столь непредвзяты в отношении спиритуализма. За обедом, доедая половинку грейпфрута, сэр Артур заговорил о недавней смерти Теодора Рузвельта: он считал гибель этого политика величайшей утратой для Америки со времен убийства Линкольна. Сэр Артур полагал, что полковник Рузвельт умер, потому что его сердце было разбито: сын Рузвельта Квентин был военным летчиком и погиб в сражении с немцами. Но к чему эти страдания? Друг сэра Артура, Редьярд Киплинг, тщетно обыскивал кладбище за кладбищем в Лос-ан-Гоэле, ведомый желанием выяснить, где же похоронен его сын. Но принесет ли это знание ему утешение?

– О господи, – восклицал сэр Артур. – Если бы они знали! Если бы они только знали!

После обеда Дойл провел гостя в свой кабинет на третьем этаже. Там Гудини увидел бюст Шерлока Холмса и еще одну мрачную картину Чарльза Дойла – фея защищает бабочку от когтей ужасного ворона. На столе на стопке бумаг лежало увеличительное стекло, а слева, на каминной полке, стояли фотографии солдат, выставленные друг рядом с другом в том порядке, в котором эти несчастные погибли. Перед ними были разложены ордена, полученные этими солдатами за героизм. Гудини эта каминная полка напомнила какой-то алтарь.

Сэр Артур показал ему снимки Кингсли и Иннеса Дойлов и сказал, что недавно говорил с ними обоими. Затем он указал на фотографию первого умершего, связавшегося с ним на спиритическом сеансе, – брата Джин Малкольма, который погиб в битве при Монсе. Это стало возможным благодаря медиуму Лили Лодер-Саймондс, и тот сеанс изменил мировоззрение Дойлов.

Сэр Артур признался, что и сам когда-то сомневался в способностях Лили. Но во время того первого сеанса она сказала что-то, отчего у него мурашки побежали по коже. Она утверждала, что видит солдата, показывающего ей золотую монету и предлагающего поговорить с ним. Этим солдатом был Малкольм. По словам сэра Артура, то был первый раз, когда ему довелось говорить с духом умершего.

Дойл объяснил, что он всегда носил на цепочке для ключей подарок Малкольма – антикварную гинею, но Лили никак не могла узнать об этом. Он снял с цепочки монету и показал ее Гудини. Иллюзионист ловким движением покрутил монету в пальцах, и Дойл на мгновение подумал, не заставит ли он ее исчезнуть, как заставил появиться монетки в фокусе, который показал сразу после приезда. Но Гудини лишь полюбовался гинеей, позволившей сэру Артуру воссоединиться с шурином, и подумал, что гинея – невысокая цена за чудо.

– Ищите и обрящете, – провозгласил Дойл.

И Гудини действительно искал: его смутный интерес к спиритуализму превратился в настоящую навязчивую идею, и стремление разобраться в истинности учения спиритуалистов заняло все время, которое Гарри провел в Англии. Правда, следует учитывать его профессиональную склонность к преувеличению, когда Гудини заявлял, что, по его подсчетам, он в среднем посещал один спиритический сеанс в день за полгода своего пребывания в Великобритании. Как бы то ни было, лучшие медиумы, с которыми Гудини познакомил Дойл, Анна Бриттен и Этта Вридт, лишь издавали какой-то невнятный шепот, якобы выражавший сообщения, переданные из потустороннего мира, сообщения, не содержавшие никакого смысла. «Все это смехотворно», – писал Гудини в своем дневнике.

Дойл объяснял неспособность Гудини вступить в контакт с умершими близкими особенностями его поведения: сэр Артур был уверен, что его вспыльчивость мешает впечатлительным женщинам-медиумам сосредоточиться. Тем не менее Дойл полагал, что его друг продвинулся в своих поисках. По совету сэра Артура Гудини посещал спиритические сеансы, которые проводились только непрофессиональными медиумами – таким образом, он избегал наживавшихся на спиритуализме шарлатанов. По словам Конан Дойла, таких жуликов было меньше в Англии, чем в США, но коварства им было не занимать. «Я рад, что вы пытаетесь разобраться в религии спиритуалистов. Рано или поздно вы найдете хорошего ясновидящего», – подбадривал он Гудини. Он также советовал своему другу «проявить упорство в поисках, но при этом выбросить из головы идею о том, что медиума нужно преследовать, как терьер загоняет крысу».

Гудини, похоже, прислушался к его совету. Хотя миссис Вридт жаловалась, мол, иллюзионист – «настоящий баламут», большинство медиумов, к которым он приходил, отмечали его достойное поведение на сеансах. Более того, один медиум был особенно рад приветствовать Гудини на своем выступлении: незадолго до отъезда из Англии тот участвовал в расследовании Британского общества психических исследований, в рамках которого проверялись способности французского медиума, известного под псевдонимом Ева К., ее еще называли Королевой эктоплазмы. Поскольку экстрасенсорные способности Евы К. проявлялись исключительно на физическом уровне, сэр Артур не интересовался этим медиумом. Она не передавала посланий из мира иного, и общение с духами не входило в ее выступления. Ева К. была известна выделением эктоплазмы, из которой якобы формировались лица и конечности потусторонних сущностей. Ее сеансы были настолько зрелищными, что Ева К. стала знаменитейшим медиумом.