Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вскоре Гудини встретился с Мунном в «Ратскеллере», дорогом ресторане в полуподвальном помещении Вулворта, и сообщил, что этот «невероятный скачок», к сожалению, не удастся осуществить, поскольку его сочли слишком опасным и город не дал разрешения. Но Гудини заверил Мунна, что 1920 год станет годом чудес. Гарри планировал издание своей книги «Иллюзионисты и их методы»[14], выходил его новый фильм, а главное, он собирался на гастроли в свою любимую европейскую страну. Его турне было отменено в связи с началом войны, и теперь Гудини намеревался провести в Великобритании около полугода, наверстывая упущенное. Также он во время своего пребывания там хотел проверить потрясающее заявление, с которым выступили сэр Оливер Лодж и сэр Артур Конан Дойл: мол, им удалось связаться со своими погибшими сыновьями, пребывавшими в загробном мире. Итак, как раз в то время, когда сэр Оливер прибыл в США из Англии, Гудини проделал тот же путь в обратном направлении.
Когда сэр Артур отправился в Портсмут посмотреть выступление Гудини, ему предстояло посетить место, в котором когда-то началась его новая жизнь. Прошло почти тридцать лет с тех пор, как доктор Конан Дойл приобрел дом – первый в жизни собственный дом – в районе Саутси, пригороде Портсмута. В этом скромном доме он открыл свой первый частный кабинет. Даже тогда он стремился к иной, не медицинской карьере. У молодого врача хватило сил заниматься не только практикой, но и работать, преследуя другую цель, и именно в Портсмуте он создал свое величайшее творение, которое позволило ему оставить неприбыльную и нелюбимую профессию: Конан Дойл написал первое произведение о Шерлоке Холмсе – «Этюд в багровых тонах». Способности Дойла к критическому мышлению часто сравнивали с необычайным талантом придуманного им детектива. Когда Дойл был еще безвестным врачом, Роберт Кох, уважаемый немецкий бактериолог, предложил новый метод лечения туберкулеза. Дойл был одним из первых, кто усомнился в действенности этого метода. И оказался прав – к несчастью для его первой жены.
С Портсмутом у сэра Артура было связано много ярких воспоминаний. Тут он влюбился в свою молодую пациентку Луизу Хокинс и женился на доброй и любящей его девушке. У них родилось двое детей – Мэри и Кингсли, но их мать Туи, так Дойл называл свою первую жену, заболела туберкулезом. Ей не удалось пережить войну с Германией, смерть сына и превращение мужа в «святого апостола Павла» спиритуализма. Увлечение Дойла сверхъестественным тоже началось в Портсмуте. Отрекшись от католицизма еще до приезда в Хэмпшир, сэр Артур, к ужасу Туи, взялся за изучение спиритуализма и теософии, оккультно-религиозных учений. Теософия оказалась для него дискредитирована, когда в результате расследования, проведенного Обществом психических исследований, мадам Блаватская, глава движения, была разоблачена как мошенница. В спиритуализме же Дойла привлекала авторитетность некоторых последователей этого движения в Портсмуте. В городе было много военнослужащих, и когда офицеры, люди здравомыслящие и много чего повидавшие на своем веку, говорили об убедивших их впечатлениях на спиритических сеансах, сэр Артур к ним прислушивался, хотя результаты его собственных изысканий в этом вопросе не свидетельствовали в пользу спиритуализма.
Но если в Портсмуте сэру Артуру и не довелось столкнуться с духами, то воспоминаний, связанных с этим городом, было много. Вскоре после того как Артур в возрасте двадцати четырех лет открыл частную врачебную практику в доме по адресу Буш-виллас, 1, мать прислала ему в помощники младшего брата, Иннеса. Поскольку отца рядом не было, Дойл взял на себя эту роль и поддерживал зарождающийся интерес брата к военной карьере. В те дни Дойлы часто приходили к почтамту, ожидая новостей о военной кампании в Египте, а в порту наблюдали, как солдаты отправляются в Африку сражаться с арабами или зулусами, и в своих мечтах Иннес видел себя среди этих храбрецов.
К 1920 году Иннес давно уже был похоронен во Фландрии, но Дойлу было все равно, где лежат бренные останки брата, – разве можно утешиться, приходя на могилу и возлагая цветы на гранит? Дойл верил, что усопшим неприятно видеть, как скорбят по ним семьи. Нет, покойным, как и тем, кто утратил любимых, нужно иное – способ связи!
Прошло несколько месяцев, прежде чем сэр Артур получил послание из загробного мира во время спиритического сеанса, но впоследствии он утверждал, что говорит с Кингсли и Иннесом не реже, чем в те времена, когда они были живы. По словам Дойла, все, что нужно для связи с мертвым, – это талантливый проводник в мире духов, медиум.
Любому американцу, приехавшему в Англию, сразу становилось понятно, что Первая мировая война, которую уже начали забывать у него на родине, все еще чувствуется в Великобритании. Тут сохранилось нормированное распределение продовольственных товаров, а искалеченные ветераны просили милостыню на улицах. Катастрофа, казалось, изменила даже внешний вид англичан. «Где же восхищавшие меня в детстве гиганты с мощно выпяченной грудью и густыми усами, взлетавшими парой орлиных крыльев? Полегли, погребены в болотах Фландрии, я полагаю»[15], – писал Джордж Оруэлл.
И вот в опустошенную войной Великобританию приехал великий Гудини, воплощение американской жизненной силы. Как выяснилось, страна все еще очарована спиритуализмом. Гудини слышал о том, что книга сэра Оливера Лоджа об общении с погибшим сыном была более популярна в Великобритании во время войны, чем Библия. Прошел уже год со дня победы, а «Новое откровение» Дойла все еще будоражило умы. Книги о призраках и сверхъестественном хлынули на прилавки магазинов. Сэр Артур вступил в ожесточенную дискуссию с церковью о легитимности спиритуализма как религиозного течения. Гудини переписывался с Дойлом и не сомневался, что этот доктор, ставший знаменитым писателем, искренне верит в то, о чем говорит, но многие оккультисты, с точки зрения Гарри, не чурались проверенных временем фокусов.
В газетах жаловались на засилье теософов, демонопоклонников, столовращателей и тибетских мудрецов. Не единожды сталкиваясь с подобными шарлатанами во время своей работы на выставках диковинок, Гудини сразу узнал их, называя стервятниками, слетевшимися после кровавой бойни. Спиритические сеансы, которыми Гудини зарабатывал в молодости, вновь вошли в моду. Вопрос о том, что происходит после смерти, волновал всех. «Действительно ли английские, немецкие, французские, а теперь и американские солдаты, погибшие в окопах, утрачены навсегда и их отцам, матерям, женам, детям или возлюбленным не связаться с ними больше?» – писал репортер «Нью-Йорк Геральд Трибьюн». Гудини вклеил эту статью в свою записную книжку, прежде чем отправляться в Англию. Он собирал газетные вырезки по двум темам: о собственных выступлениях и о спиритизме.
Гудини понимал тех, кто искал утешения в спиритических сеансах. Хотя во время войны он не потерял близких, Гарри все еще скорбел по матери, и его переживания во многом соответствовали чувству утраты, царившему в Англии. Но он таил свое горе. Подобно шаманам, он видоизменял свою тьму, направляя ее на ведущие к катарсису свершения – на поприще своего мастерства иллюзиониста.