В первый момент Андрии было очень больно, но девушка не издала ни звука. А сейчас ее переполняла радость слияния с любимым, но острое желание осталось неутоленным. Девушка решила не говорить об этом Люку. Она сердцем чувствовала, что любые слова о том, что он не сумел подарить ей радость удовлетворения, ударят по его мужскому самолюбию, и в следующий раз страх неудачи обессилит его желание.

– За всю свою жизнь я ни разу не была так счастлива, как сейчас, – сказала Андрия. И это было истинной правдой. Ее переполняло ощущение любви и свершившегося чуда.

Люк взял ее за руку и поцеловал в раскрытую ладонь.

– За всю свою жизнь! – шутливо воскликнул он. – За все свои долгие пятнадцать лет! А знаешь, у меня сейчас такое чувство, будто мы знакомы целую вечность.

– Ты что, забыл? Да ведь мы лежали в одной люльке, едва успев появиться на свет! – рассмеялась Андрия.

– Точно! А став постарше, играли в дочки-матери, – пошутил Люк. – Уйма маленьких мальчиков и девочек играют в эту игру, ведь так?

– Повзрослевшие мальчики и девочки в нее тоже играют. Например, вот так. – Андрия приподнялась на локте, дотянулась рукой до его опавшей плоти и с радостью почувствовала, как та откликнулась на настойчивую ласку ее пальцев.

– Или вот так, – Люк накрыл ладонью густой кустик внизу ее живота.

Андрия взяла его руку и теснее прижала к себе.

– Мне так приятны твои прикосновения. Я люблю тебя!

Они предались неторопливым любовным ласкам, и очень скоро Андрия уже не могла сдержать желания.

– Люби меня, Люк, люби меня сейчас! – простонала девушка.

Он лег на нее и нежно вошел во врата любви, теперь широко раскрытые в трепетном ожидании возлюбленного. Андрию поглотил экстаз, родившийся в ее лоне.

– Люк, о Люк, как я тебя люблю!

Все оказалось точно так, как она слышала и читала. Именно так она и представляла себе пик любви между мужчиной и женщиной. Неутолимый любовный голод. Невыносимое блаженство. Надежда, что это будет длиться и длиться и мучительная жажда небесного наслаждения никогда не будет утолена.

Влюбленные утомленно лежали в объятиях друг друга и буквально купались в тишине. Любви не нужны слова, ей хватает мимолетных прикосновений – неспешных, ласкающих и ободряющих.

Поначалу Люк и не сообразил, что тишину нарушил отдаленный звук военной трубы. Но когда протрубили во второй раз, юноша замер и приподнял голову. Андрия порывисто села.

– Люк, ты слышишь? Тревога!

– Тревога? Какая еще тревога? – непонимающе посмотрел на нее Люк.

– Это солдаты! Они предупреждают, что бандиты близко. Скорее! Нам нужно немедленно возвращаться!

Они кое-как оделись и, держась за руки, помчались по заросшему густой травой лугу, потом на вершину холма. Там они, с трудом переводя дыхание, остановились и внимательно оглядели окрестности. Миссия лежала перед ними как на ладони. Вокруг царил безмятежный покой. На рисовых полях копошились крестьяне, не обращая никакого внимания на резкие звуки сигнальной трубы.

– Не вижу никаких бандитов, – сказал Люк. – Можно хоть дух перевести. Пошли, Андрия.

Уже более медленным шагом они спустились с холма и направились к миссии. Войдя внутрь, влюбленные увидели, что сестра Рут собирает детей и прислугу в часовню.

– Солдаты защитят нас своими ружьями, – заметил брат Соул, – но лично я больше верю в силу простой молитвы. Я вместе с паствой буду молить Господа о защите. Приступим.

Андрия, крепко сжав ладонь Люка, приникла к нему всем своим маленьким телом. Молодой священник едва слышал, о чем поет хор, потому что изо всех сил прислушивался к тому, что творится за стенами миссии. Сигнальная труба наконец смолкла. Теперь Люк отчетливо слышал лошадиный топот и крики сражавшихся бандитов и солдат.

– Мы веруем, что через искупление Христово все человечество может спастись… – нараспев читала Андрия.

Прошло с четверть часа, но ничего не случилось. Люк позволил себе немного расслабиться.

– Войска, должно быть, их всех распугали, – решился он наконец обратиться к Андрии.

– Я не знаю. Если честно, то я не слишком доверяю солдатам правительства.

– Почему ты так говоришь? – удивился Люк. Со дня своего появления в миссии он уже несколько раз сталкивался с охранявшими ее солдатами. Они показались ему очень дисциплинированными и хорошо вооруженными. С миссионерами они держались дружелюбно и вежливо.

– Да потому, что они сначала китайские крестьяне, а потом уже солдаты. Они малограмотны и, как их отцы и деды, жутко суеверны. Они до смерти боятся одну крайне влиятельную и объявленную вне закона секту только потому, что ее члены без устали твердят, будто им покровительствуют Небеса.

– Да, Тондлон мне о них рассказывал. Их вроде не берет ни пуля, ни нож.

– Это, наверное, Ихэцюань…

– Но это же полнейший вздор!

– Ты так считаешь? – лаконично спросила Андрия. – Именно так они говорят о всемогущем Иисусе Христе. Хотя повсюду миллионы верующих почитают и боятся гнева Божьего.

Люк украдкой огляделся вокруг.

– Кстати, а где Тондлон? Я его не видел с самого утра.

– Я тоже. Люк, мне страшно! Снаружи слишком спокойно. Какая-то мертвая тишина!

Брат Соул вдруг замолчал на полуслове и с разинутым ртом уставился остекленевшим взглядом за спины молящихся. Все головы повернулись в направлении его взгляда. Там на пороге, заполняя собой весь дверной проем, стоял здоровенный китаец такого свирепого вида, какого Люк еще ни разу не видел за всю свою жизнь.

Ростом он был, пожалуй, с Тондлона. Широкие плечи обтягивал халат алого шелка, расшитый голубыми драконами с оскаленными пастями. Из-за широкого синего кушака высовывались рукояти ножей и пистолетов. На правом боку болталась кривая турецкая сабля, спрятанная в богато разукрашенные ножны. Бритая наголо голова была перехвачена красной повязкой. Длинные вислые усы обрамляли тонкогубый злой рот. За его спиной теснилась разношерстная шайка негодяев самого разбойного вида. У всех красные головные повязки – знак религиозной принадлежности.

Дети начали плакать, женщины завизжали, а мужчины все как один повалились на колени и простерли руки, вымаливая пощаду.

По знаку своего вожака бандиты ввалились в часовню и расположились вдоль стен, держа ружья и пистолеты на изготовку.

Вожак двинулся по проходу между скамьями, распихивая и награждая пинками тех, кто, на свое несчастье, оказывался у него на пути. Следом за ним вышагивал не кто иной, как Тондлон, сменивший свой голубой мусульманский тюрбан на красный головной платок. Люк онемел от неожиданности и возмущения.

– Глазам не верю! – ахнул он. – Тондлон – один из них?! Да это невозможно!