— Зачем тебе знать? Чтобы всё время своего существования сидеть в её голове? Мы не для этого оставляли твой разум.

Я написал: «Вы должны были мне рассказать».

— Вовсе нет. Не должны, — ответил Максим, и я стёр его малейшим усилием воли.

Он нарисовался вновь.

— И не надо психовать! Пойми, что твоё существование зависит от нас. Одно движение — и ты умрёшь навсегда.

Я снова стёр его, а потом ещё раз — когда Максим возник возле стены.

— Помни об этом! — успел шепнуть Максим.

И я запомнил.

***

Прошло ещё какое-то время, прежде чем я решил, что делать дальше.

На стене больше не появлялось слов.

Я подошёл к ней и стал вынимать кирпичи.

Стена задрожала. Я складывал кирпичи в аккуратную стопку, не обращая внимания на Максима, который стоял за спиной и бубнил что-то о работе, о чувстве долга и об эксперименте. В конце концов, я вынул ещё один кирпич, и стена рассыпалась, подняв в пустоте облако пыли. Сквозь облако я разглядел Настино сновидение.

Настя сидела на кровати, расчёсывая поседевшие волосы. Она была так же красива, как и много лет назад. Я ощутил зуд от понимания того, что у меня с Настей никогда не будет будущего.

— Я не знаю, что ты там видишь, но если всё не прекратится через час, мы будем вынуждены тебя отключить! — предупредил Максим из-за спины.

Я стёр его из своего разума, не оглядываясь.

Потом я взял белоснежный кокон воспоминаний. Мелкие буквы невиданного почерка дрожали от возбуждения. Я зашёл в комнату и, оставаясь невидимым для Насти, положил кокон у изголовья её кровати.

Кокон Настя заметила. Глаза её округлились. Она отложила расчёску и осторожно дотронулась до дрожащих букв.

И тогда я дёрнул за ниточку. Кокон начал распускаться. Буквы начали складываться в слова, слова в предложения, предложения в абзацы, а всё вместе — в воспоминания o нашей с Настей совместной жизни. Настя удивленно охнула и отползла по кровати как можно дальше. Наверняка она хотела проснуться. А слова окутали её, сжали в крепких объятиях и впитались в сознание, раскрасив сновидение воспоминаниями. Я был уверен, что с каждым впитанным словом к Насте возвращается её память.

По-другому и быть не могло.

А с воспоминаниями возвращался и я — осязаемый, настоящий, не смутный образ в уголке сознания, а почти живой (пусть и не физически) любимый человек.

Настя увидела меня, стоящего у кровати, и заплакала.

— Виталик! — шепнула она. — Виталик!

О, боже…

Я протянул руку. Она подалась вперёд и дотронулась кончиками пальцев до моей ладони.

— Я навсегда останусь в твоих воспоминаниях. — Слова, которые не успел произнести. — Прости, если что не так.

И в этот момент где-то в мире живых Максим отключил питание.

И я исчез. Эксперимент закончился.

11-13 марта 2010

Эдуард Шауров [email protected]

Твари творца

А я говорю вам: любите врагов ваших… Ибо, если вы будете любить любящих вас, какая вам награда?

Евангелие от Матфея

От редакции: Непротивление злу насилием выбирает главный герой рассказа Эдуарда Шаурова «Твари творца». Но в самом ли деле этот тихий религиозный путь есть свидетельство внутренней силы человека — или же в основе принципиального неделания лежит обычный мелкий страх?

...Не владей ничем, кроме себя самого. Не проси ничего сверх и не ропщи на данное. Люби Создателя больше, чем тварей его. Не чини вреда тварям Господним, ибо мир земной — суть зерцало…

Парень был здоровенный, ухоженный, мускулистый; одетый по моде городских подонков и госслужащих среднего звена в серый бархатный пиджак без лацканов с пышной голографической астрой в нагрудном кармане. Он возвышался над своими жертвами, подобно морскому левиафану со старинной картинки, едва не касаясь макушкой низкого потолка подземной автостоянки, всесильный и неотвратимый. От парня остро разило дешёвым спиртным и дорогим одеколоном. Его скулы горели румянцем злого азарта, а гладко уложенные на прямой пробор волосы растрепались и висели по бокам квадратного лица жирными прядями.

Саул осторожно потрогал языком разбитые губы и завозился, стараясь устроиться повыше.

— Ну, — вкрадчиво осведомился парень, — так как, говоришь, твоё имя?

— Я уже несколько раз называл тебе своё имя, брат, — устало сказал Саул. — Господь свидетель, с тех пор оно не изменилось.

— Какой я тебе брат, гнида?! — прошипел парень. — Таких дрищей у меня в родне отродясь не было. Ты должен звать меня Ральфом. Запомнил?! Ральф! И всё!

Саул торопливо кивнул головой.

— Так как тебя зовут? — парень всем корпусом подался вперёд.

— Моё имя — Саул…

— Врёшь! — радостно сказал Ральф.

— Какой мне резон тебя обманывать? — Саул взглянул парню прямо в квадратное лицо и тут же отвёл глаза. — Господь свидетель, я говорю правду.

— Какой резон? — переспросил Ральф. —

А такой, что ты сам себе враг. Не понимаешь ты своей выгоды, дристос. А ещё раз скажешь «господь», я тебе голову отверну, и всё.

— Я не понимаю… — обречённо пробормотал Саул.

— Тогда мы продолжим, — Ральф качнулся взад-вперёд, — пока понимать не начнёшь.

Он развернулся и пошёл к противоположной стене просторного, плохо освещённого помещения, туда, где сидела на куче тряпья белобрысая девчонка. При его приближении девчонка слабо дёрнулась, пытаясь освободить руку из наручников, пристёгнутых к вделанной в бетон металлической скобе. Ральф на ходу обернулся и весело крикнул:

— Подумай, дристос, подумай, а я её маленько побью пока!

Девчонка громко засопела, вжимаясь спиной в стену.

…Не владей ничем, кроме себя самого.

Не проси ничего сверх и не ропщи на данное. Люби Создателя больше, чем тварей его…

Саул закрыл глаза…

***

Его подловили возле продуктового супермаркета «Мишлен». Двое парней заступили дорогу. Уже предчувствуя недоброе, Саул попытался их обойти, но сбоку появился третий.

— Здорово, дристос, — сказал один из парней. — Ты разве не знаешь, что сегодня здесь вашим не подают?

— Особенно тем, от кого говном несёт, — сказал второй.

И тут же Саула ударили в ухо. Он ныр нул всем корпусом, пропуская кулак мимо правой щеки, и попытался вырваться. Будь парней трое или даже четверо, имелся бы реальный шанс проскользнуть между крепкими, но не слишком умелыми бойцами, и броситься бежать, однако парней было шестеро.

Первые двадцать секунд Саул вертелся ужом, уходя от