Поначалу Изабель старалась оторвать его от алкоголя. Она с ним разговаривала, утешала его, успокаивала и все чаще умоляла.

Потом, после периода ярости, она сделала то, что советуют в группах взаимопомощи для членов семей алкоголиков: пустила все на самотек. Она без предупреждения переехала в отель и даже не звонила ему. Он заметил пустоту на вилле, лишь когда все запасы закончились, а он был не в силах самостоятельно дойти через весь остров до магазина при бензоколонке.

Вместе с бессилием пришла боль. Вместе с болью — воспоминания.

О первых зубах Жози.

Дни рождения.

Первый класс.

Велосипед на Рождество.

Совместные поездки на машине.

И Альберт.

Альберт.

Виктор глядел на темное море и так погрузился в воспоминания, что не услышал тихие шаги за спиной.

Альберт.

Если бы его спросили о причине, почему он перестал пить, он назвал бы этого маленького незнакомого старика.

Раньше, еще при жизни, он каждый день примерно в пять часов вечера возвращался по автостраде с работы. Сразу после радиовышки, около старой, полуразвалившейся трибуны АФУСа,[5]с которой зрители когда-то следили за летними автогонками, постоянно стоял старик, наблюдавший за вечерним потоком машин. Он стоял рядом с шатким женским велосипедом, на котором, видимо, приехал, у дыры в заборе. Это было единственное неогороженное место автобана от Веддинга до Потсдама. Всякий раз, когда Виктор на «вольво» проезжал мимо, он задавал себе вопрос, что заставляет этого человека смотреть вслед задним фарам бесчисленного множества машин. Он видел старика сотню раз, но ему никак не удавалось разглядеть выражение его лица. И, встретив старика, Виктор не узнал бы его, хотя видел ежедневно.

Жози тоже заметила этого человека, когда однажды они вместе с Изабель возвращались с немецко-французского праздника.

— Почему он там стоит? — спросила она, обернувшись.

— Он, кажется, несколько не в себе, — поставила четкий диагноз Изабель, но Жози это не удовлетворило.

— Я думаю, его зовут Альберт, — пробормотала она себе под нос, но Виктор все же ее услышал.

— Почему же Альберт?

— Потому что он старый и одинокий.

— Ага, значит, это имя для старых и одиноких мужчин?

— Да, — просто ответила девочка, и разговор закончился.

Так у незнакомца на обочине появилось имя, и теперь Виктор порой ловил себя на том, что кивает старику, проезжая мимо:

— Привет, Альберт!

Лишь много позже, очнувшись как-то на мраморном полу в ванной, он вдруг понял, что Альберт тоже что-то искал. Что-то, что однажды потерял и надеялся отыскать теперь в потоке машин, которые мчались мимо него. Это была родная душа для Виктора. И только ему пришла в голову эта догадка, как он немедля сел за руль «вольво». Но уже издалека увидел, что Альберта нет на месте. И все последующие дни, пока Виктор ездил на поиски, старик больше не показывался.

А Виктору так хотелось спросить его: «Простите, пожалуйста, что вы ищете? Вы тоже кого-то потеряли?»

Но Альберт пропал.

Как Жози.

Когда на восемнадцатый день бесплодных поисков он вернулся домой с намерением открыть новую бутылку, перед дверью его ждала Изабель с письмом в руке. Это было предложение об интервью для «Бунте».

— Доктор Ларенц?

Вопрос резко оборвал его воспоминания. Он испуганно вскочил, ударившись правым коленом о письменный стол, и одновременно поперхнулся и закашлялся.

— Я вновь должна перед вами извиниться, — сказала Анна, которая невозмутимо стояла позади него, не делая ни малейшей попытки ему помочь. — Не хотела вас пугать, но я постучала, а дверь оказалась открыта.

Виктор понимающе кивнул, хотя был уверен в том, что запирал входную дверь. Он провел рукой по лицу и обнаружил, что на лбу выступил пот.

— Вы выглядите хуже, чем вчера. Пожалуй, я пойду.

Виктор заметил на себе очень внимательный взгляд Анны и понял, что до сих пор ничего не сказал.

— Нет. — Голос прозвучал громче, чем Виктор рассчитывал.

Анна наклонила голову, словно не поняла его слов.

— Нет, — повторил Виктор, — в этом нет необходимости. Прошу вас, садитесь. Очень хорошо, что вы пришли. У меня есть ряд вопросов.

Сняв шарф и пальто, Анна вновь удобно устроилась на диване. Виктор остался у стола. Он сделал вид, что ищет в компьютере какие-то записи по ее случаю. На самом деле вся важная информация хранилась в его собственной памяти, и ему хотелось чуть оттянуть время, чтобы прийти в себя перед разговором.

Он немного успокоился, но понимал, что нужно максимально сосредоточиться, чтобы следить за сегодняшним рассказом. Он чувствовал себя как после бессонной ночи: его мучили бессилие, опустошенность, сонливость. Вдобавок головная боль, гнездившаяся в затылке, раскидывала свои щупальца по всей голове. Стиснув пульсирующие виски, Виктор посмотрел на море.

Вздымающиеся волны были цвета иссиня-черных чернил. Они выглядели угрожающе. Чем сильнее сгущались облака, тем темнее становились волны. Видимость была не более двух морских миль, и горизонт с каждой минутой подбирался все ближе к острову.

В отражении в окне Виктор заметил, как Анна налила себе чай и приготовилась к беседе. Он развернул к ней кресло, стоявшее у письменного стола, и заговорил:

— Давайте продолжим с того места, где мы вчера прервались.

— Хорошо.

Когда она поднесла тонкую чашку к губам, Виктор задумался, останется ли на мейсеновском фарфоре отпечаток ее светло-красной помады.

— Вы сказали, что Шарлотта убежала из дома, не предупредив об этом родителей?

— Да.

Жози так никогда не поступила бы. Виктор всю ночь думал над этой возможностью и в конце концов решил, что исчезновение дочери не может объясняться столь банальной причиной. Она не была бунтаркой.

— Шарлотта покинула отчий дом, чтобы отыскать причину своего недуга, — сказала Анна. — Это содержание книги с первой по двадцать третью страницу. Болезнь, недоумение врачей и побег. Я дошла до этого места, но больше не написала ни строчки.

— Да, вы об этом вчера говорили. И что послужило этому виной?

— Ответ банален: я попросту не знала, как закончить историю. Я сохранила начало текста в компьютере и вскоре забыла про него.

— До того момента, пока Шарлотта не воплотилась в жизни.