могли рассчитывать на то, что получат эти блага немедленно, но рабочие уже привыкли к логике распределения и с благодарностью встречали редкие, случайные поощрения материального характера. В этой «экономике дара» любое вознаграждение увеличивало зависимость получателя от государства и его признательность все тому же государству [Brooks 2000: 83–84; Gronow 2003: 148]. Однако получатели считали необходимым отвечать на эти дары взаимностью (ситуация, сходная с переговорами о размере заработной платы). Советские рабочие, по примеру Алексея Каренина, обещали в ответ на предоставление им отпуска трудиться по возвращении еще энергичнее, по-стахановски[40].

Советское государство вводило иерархию потребления, чтобы упорядочить рационирование дефицитных товаров и услуг и вознаградить тех, кто активнее всего способствовал реализации государственных планов. Такое официальное неравенство существовало на всех уровнях экономической деятельности, и в целом его понимали, хотя и не всегда принимали. Для недостаточного представительства рабочих на курортах были и другие причины, в том числе большие затраты времени и денег на поездку к месту назначения. К примеру, московский рабочий, получивший путевку в Сочи, провел в дороге шесть дней (входивших в те две недели, на которые выдавалась путевка): «Только приедешь, а уже надо уезжать», – писал он. Рабочие на предприятиях получали двухнедельный отпуск, что препятствовало стандартному сорокапятидневному пребыванию в здравнице – разве что страховой фонд оплачивал дополнительный отпуск по болезни. Менее приемлемыми для властей были случаи манипуляции системой изнутри, со стороны тех, кто имел доступ к благам. Служащие, ездившие на южные курорты по «красной» или «зеленой» рабочей путевке, не только получали вожделенное место, но и платили за эту привилегию по рабочей ставке. Неудивительно, что люди пользовались своим служебным положением и отправлялись на юг вместе с родственниками, а потом утверждали об отсутствии рабочих, которых можно было бы послать. Матвеева, сотрудница московской Первой образцовой типографии, писала в местную газету, что ждала путевки три года: в 1930-м она заболела, а в 1932-м местная отборочная комиссия решила отправить ее на Кавказские Минеральные Воды для лечения. Но профком предприятия не мог найти для нее путевки целых три года. «Меня “лечат” обещанием. Средняков [председатель профкома] сказал: “Пусть дадут 500 рублей – я куплю тебе путевку”»[41]. В случае приобретения путевок по обычным каналам преимущество имели обладатели связей или денег.

Чиновники от здравоохранения прикладывали немало усилий, чтобы следить за классовым составом групп пациентов, хотя в результате этого выявлялись массовые злоупотребления внутри системы распределения путевок. Что же касается полового и возрастного составов, они интересовали их намного меньше. Национальность тех, кто прибывал на курорты, редко удостаивалась упоминания[42]. Чиновники признавали, что женщинам нелегко доставать путевки в дома отдыха, так как им не с кем оставить детей; в качестве решения проблемы предлагалось создать специальные дома, где женщины могли бы отдыхать вместе с детьми. В 1935 году чиновники заявили, что профсоюзы должны взять на себя «политическое обязательство» увеличить процент женщин на курортах. Главный врач Кавказских Минеральных Вод сообщал о прогрессе в этом отношении: доля женщин выросла с 17,4 % в 1934 году до 20,4 % в 1935-м (притом что в 1937-м они составляли 39,5 % всей рабочей силы). Наиболее высокой (25 % в 1935 году) она была в Кисловодске, самом большом и самом престижном из четырех курортных городов региона[43]. «Нормальная» жизнь на курорте требовала адекватного соотношения мужчин и женщин.

Остается загадкой то, какую роль играли семьи в системе распределения финансируемых государством оздоровительных поездок. Если целью пребывания в доме отдыха либо на курорте было лечение, «починка» тела трудящегося, значит, путевки следовало давать только тем, кто нуждался в этом. Избавление занемогшего рабочего от стрессов, приносимых семейной жизнью, могло даже ускорить выздоровление. Как утверждалось в путеводителе по курортам (1936), преимущество социалистической системы отдыха состоит в научном процессе отбора пациентов: лечение получают те, чей организм требует этого в наибольшей степени, а не те, у кого есть средства оплатить отпуск. В этот процесс вполне могли вмешаться члены семьи. Создание домов отдыха для матерей с детьми не дало ожидаемых результатов: женщины не получали должного отдыха. Врачи полагали, что присутствие маленьких детей могло «совершенно испортить матери весь курс лечения; больная мать имеет право отдохнуть от детей». Смысл пребывания в санатории заключался в том, что человек получал покой, отдых, смену обстановки: таким образом, члены семьи должны были оставаться дома, если только пациент, по своей крайней слабости, не нуждался в постоянном уходе. Как указывал директор Кисловодского курорта в 1935 году, приезд тех, кого направили туда по медицинским показаниям, одновременно с теми, кому нужен был лишь отдых, порождал беспорядок и неудовлетворенность [Курорты СССР 1923: 52 (цитата); Курорты СССР 1936][44].

«Семья» часто означала супруга или супругу: советский курорт мало подходил для женатых пар. Что же касается семей с детьми, то санатории в СССР были не слишком готовы принимать детей, не имея нужной инфраструктуры. Для детей, страдавших серьезными болезнями, существовали особые санатории, где лечили с учетом возрастной специфики. Для остальных были пионерские лагеря, которые обеспечивали здоровый летний отдых и избавляли родителей от необходимости приглядывать за детьми в летнее время. Дом отдыха, созданный одним из потребительских кооперативов, планировал принять в 1936 году 1300 взрослых и 140 детей, но в итоге туда отправились только 32 ребенка в сопровождении родителей – всем прочим пришлось остаться в городе, посещая детские сады и ясли[45]. Лишь очень немногие взрослые рабочие Трехгорной мануфактуры в 1930-е годы получали путевки на южные курорты, судя по материалам заводской газеты, но при этом 88 детей работников смогли провести три летних месяца в Геленджике, где ранее отдыхали «только буржуйские сынки и дочки». Отправка этих детей на черноморское побережье, получение от них писем и возвращение были важными событиями лета[46].

Некоторые женатые отдыхающие предпочитали путешествовать в одиночку, когда речь шла о лечении, чтобы не только отдохнуть, но и сменить на время сексуального партнера. В разгар Большого террора (1937) студентка университета Мэри Лед ер покинула Москву с ее угнетающей политической атмосферой, получив шестинедельную путевку в крымский санаторий Красной Армии. «Обстановка была рассчитана на флирт. За всей территорией следили, каждого новичка оценивали. Мои соседки по комнате, молодые замужние женщины, открыто искали мужчин, с которыми можно вступить в связь». Мэри была незамужней, что создавало сложности для случайных романов: это могло закончиться свадьбой. Один женатый офицер увлекся ею, но узнав, что Мэри одинока, предпочел более безопасные отношения. Среди рабочих флирт в домах отдыха и санаториях также был обычным делом, судя по фельетонам в