Ягненок заблеял вновь, но уже куда тише. Видимо, смирившись с тем, что ужина ему нынче не видать, он решил убаюкать себя сам. Патрик схватил лампу со стола и направился к двери. Джулиана безмолвно глядела в его широкую спину. На пороге он помешкал и оглянулся. Под его тяжелым взглядом она чувствовала себя словно бабочка, пригвожденная к доске булавкой энтомолога.

– Вы сообщили властям, что это я убил брата. Явившись, по сути, единственным свидетелем преступления, которого я не совершал. – Глаза его в свете лампы горели словно свечки. – Это был всего лишь несчастный случай, мисс Бакстер, как я уже не раз официально заявлял. Это была ужасная ошибка, чудовищная случайность. Неужели вы считаете меня способным на такое?

Джулиана уже давно и тщетно ломала над этим голову. Нет, тут что-то не сходилось… части головоломки наотрез отказывались складываться.

– Когда вы давали показания в суде, вашим словам недоставало… уверенности. Если ваш брат был застрелен по ошибке, почему вы так вяло защищались?

– Боже, я едва стоял на ногах! Мой брат только что умер у меня на руках. Полагаю, кто угодно извинил бы мне некоторую… сумятицу в мыслях.

Услышав это признание, Джулиана замерла. Стало быть, мистер Чаннинг был возле брата, когда тот испустил последний вздох! Она ощутила жгучий приступ сожаления – ее словно обожгло, будто в лицо плеснули кипятком. Ведь если Патрик невиновен – а ее уверенность в этом крепла с каждой минутой, – то это означает, что она совершила нечто поистине чудовищное и достойна страшного проклятия!

Впрочем, во всей этой жуткой истории невиновность мистера Чаннинга играла не самую главную роль…

Джулиана вздернула подбородок:

– Мое мнение вряд ли что-то значит. Потому что виновны вы или невиновны, но если вас повесят, то ваш титул будет возвращен английской короне. А это, в свою очередь, означает, что ваша семья потеряет все.

Если верить мисс Бакстер – а мистер Чаннинг вовсе не был уверен, что ее утверждения хоть сколько-нибудь правдивы, – то его отец мертв, а будущее сестер, вся их дальнейшая жизнь под серьезнейшей угрозой… И Патрику предстоит битва не на жизнь, а на смерть.

В повисшей тишине вновь раздалось чуть слышное жалобное блеянье. Пальцы Патрика судорожно сжали бутылочку. Чертов ягненок. Чертова жизнь…

Чертова Джулиана Бакстер!

Он вышел в коридор и с грохотом захлопнул дверь кухни прямо перед лицом мисс Бакстер. В отличие от входной двери эта захлопывалась накрепко. Мысль о том, что Джулиана осталась в полутемной кухне, наедине со своей больной совестью и прооперированной собакой, принесла Патрику какое-то болезненное удовлетворение.

Крошечный ягненок при виде вожделенной бутылочки впал в неистовство. Склонившись над импровизированными яслями и все еще содрогаясь от негодования, Чаннинг смотрел, как малыш жадно сосет соску. В мыслях его, всегда таких упорядоченных, сейчас царил полнейший сумбур.

Как же некстати сейчас этот сумбур! До сегодняшнего дня он жил здесь, в Мореге, вполне упорядоченной жизнью, стараясь не вспоминать о том страшном дне. И вот теперь оказалось, что он просто прятал голову в песок, словно трусливый страус!

Теперь, когда на кухне Патрика маялась запертая мисс Бакстер, прошлое вновь вставало перед его внутренним взором. Отец – единственный, кто верил, что он не виновен в смерти Эрика, по крайней мере – в умышленном убийстве…

Когда же мисс Бакстер свидетельствовала против него, сообщив суду столь ужасающие подробности, что даже он, измученный и потрясенный, принялся их опровергать, весы правосудия качнулись в весьма опасную для мистера Чаннинга сторону.

Впрочем, это естественно. Ружье принадлежало ему… и это его пуля попала в грудь брата! И с этим тяжким грузом ему предстоит жить. Невзирая на то что отец отчаянно пытался сберечь жалкие остатки того, что теперь принадлежало ему по праву рождения… того, что никогда не должно было ему принадлежать!

– Эй! Есть кто дома? – вдруг послышался в прихожей чей-то баритон.

Патрик вздрогнул, отвлекшись от тягостных раздумий.

– Я здесь, – отозвался он, снова выбранившись себе под нос.

И немудрено было не выругаться. Что, во имя неба, понадобилось от него местному викарию, если он решил почтить своим присутствием его скромное жилище?

Монументальная фигура преподобного Рамзи весьма внушительно смотрелась на кафедре, но сейчас, протискиваясь в узкий дверной проем, он более всего напоминал черепаху, стремящуюся выпростаться из панциря. Увидев, чем занят Патрик, преподобный замер. Отчасти еще и потому, что хвостик ягненка как раз в этот момент стремительно завибрировал и из-под него прямо на паркет посыпались мелкие черные катышки… Преподобный извлек из кармана своего черного сюртука огромный носовой платок и прижал к носу.

– Если бы вы, мистер Чаннинг, почаще посещали храм, – гнусаво произнес он, – то знали бы, что чистота – один из синонимов благочестия. Разве для джентльмена вроде вас большая новость, что скот следует держать в хлеву?

Патрик хмуро выпрямился и вынул бутылочку из жадного ротика ягненка. Тот обиженно заблеял, но напрасно: молока не осталось даже на донышке. Патрик бросил ягненку охапку сена, прикидывая, что бы ответить преподобному. Возможно, викарий и мисс Бакстер с ним не согласятся, но запах теплого навоза, оставленного здоровым животным, никогда не вызывал у него отвращения.

– А разве джентльмен вроде вас, преподобный, не знает, что принято стучаться, прежде чем входить? – сказал он наконец. – Похоже, что мы оба с вами пренебрегаем некоторыми условностями.

Преподобный Рамзи возмущенно прогундосил в платок:

– Но ваша дверь была открыта, сэр!

Патрик хмуро глядел на непрошеного визитера. И тот и другой знали, что дверь открыта не была. Правда, не была и заперта…

– Чем могу быть вам полезен, преподобный?

– Стивенс сказал, что моя собака, возможно, у вас.

– Стивенс? Не припоминаю, чтобы кузнец видел, что стряслось нынче вечером на дороге…

– Он услышал об этом от мясника, а тому рассказала миссис Пью.

Патрик заколебался. Скорость распространения здешних слухов не переставала его поражать, хоть он и прожил тут уже одиннадцать месяцев.

– А кто такая эта миссис Пью?

– Сестра мистера Джефферса.

– А-а-а…

– Так что насчет собаки? Черно-белая колли. Пятна на носу. Зовут Скип.

Услышав точное описание пострадавшего пса, Патрик лишь тяжело вздохнул. Надежда получить хоть сколько-нибудь денег, не говоря уже о том, чтобы покрыть расходы на операцию, развеялась как дым. Не имело смысла об этом даже заикаться. Викарий был известен своей прижимистостью, но при этом по некоей странной причине от своих прихожан ожидал щедрости. Теперь, узнав, что злополучное животное принадлежит Рамзи, Патрик мрачно подумал, не переквалифицироваться ли ему из ветеринаров, например, в каменщики…