Уджурак снова опустил голову и погрузил клюв в водоросли. Он набивал себе живот и с радостью чувствовал, как разжимаются острые когти голода. Оторвав большой комок водорослей, Уджурак вытянул шею, чтобы проглотить еду, и вдруг почувствовал внутри нее что-то твердое. Он закряхтел, пытаясь отрыгнуть комок, но острая боль ударила его в горло откуда-то изнутри.

Опустив голову, Уджурак снова закашлялся, и вдруг заметил длинную тонкую нить, тянущуюся у него из клюва. Нить была настолько тонкой и прозрачной, что он не заметил ее в водорослях. Его горло судорожно сжалось, и Уджурак задергал головой, пытаясь избавиться от нитки. Кровь брызнула из клюва, раздирающая боль стала невыносимой.

— По…могите! — прохрипел он. — Я… не могу… дышать…

Стоявшие кругом гуси с опаской и подозрением покосились на него, а когда поняли, что он в беде, поспешно отошли прочь. Уджурак поднял лапу, чтобы вырвать проклятую нитку, но перепончатые пальцы лишь беспомощно скользнули по ней, и он повалился на бок, судорожно хлопая крыльями.

Набежавшая волна накрыла его с головой, приподняла, покачала, а затем отошла назад, забросав Уджурака водорослями. Мир начал стремительно чернеть, грозовые тучи сомкнулись над Уджураком…

«Превратись! — приказал тихий внутренний голос. — Немедленно превратись. Иначе погибнешь».

Уджурак не понимал, чего хочет от него назойливый голос, но послушно вытянул лапы, и вскоре белые перья стали исчезать под напором бурой шерсти. Но силы оставили его раньше, чем завершилось превращение. Последний приступ надсадного кашля сотряс тело Уджурака, его голова упала на песок, и он остался неподвижно лежать на берегу, омываемый волнами. Морская пена смешалась с кровью.

Каллик неслась через долину, боясь упустить из виду гусиную стаю. Птицы были уже очень далеко. Токло несся рядом с ней, а Луса семенила позади. Токло уже давно перестал звать Уджурака, и Каллик догадалась, что он бережет силы для бега.

Прибрежная галька и выброшенная на берег грязь больно кололи лапы Каллик, но она продолжала бежать зигзагами, то и дело меняя направление вслед за летевшей у нее над головой стаей. Грудь медведицы болела от быстрого бега, и она жадно хватала пастью воздух.

Что если они потеряют гусей из виду? Сможет ли Уджурак найти путь обратно?

Гуси перелетели через видневшиеся впереди холмы и понеслись к морю. Некоторое время они летели вдоль берега, а потом, к огромному облегчению Каллик, опустились на длинную полосу травы, зеленевшую в пене прибоя.

«Спасибо, Силалюк!»

Токло и Каллик резко остановились. Вскоре их догнала запыхавшаяся Луса.

— Что будем делать дальше? — пропыхтела она, жадно хватая ртом воздух. — Если мы подбежим к ним, то только спугнем, и они улетят.

— Без тебя знаю, — проворчал Токло. — Нужно придумать, как к ним подобраться. Если Уджурак нас услышит, то, может, вспомнит, что он медведь, а не гусь!

Его глаза сердито сверкнули, и Каллик невольно поежилась. Она побаивалась Токло, когда тот сердился, хотя прекрасно понимала, что молодой гризли бушует только потому, что очень волнуется за Уджурака.

— Может, мы зря переполошились? — робко сказала она. — Уджурак и раньше убегал, но всегда возвращался.

— Вот именно, — закивала Луса. — Он был чайкой, орлом… Помнишь, Токло, как он был оленем, и за нами погнались волки? Это было еще до того, как мы встретили тебя, — пояснила она Каллик.

— Да уж, — раздраженно фыркнул Токло. — Тогда он заставил нас целую вечность ждать своего возвращения!

— Но ведь он все-таки вернулся! — напомнила Луса. — А если бы он тогда не превратился, нас бы съели волки. Не волнуйся, Токло! Он вспомнит, что нужно вернуться. Он всегда вспоминает.

— Вообще-то, я хотел, чтобы он вспомнил кое-что еще, — сердито фыркнул Токло. — Он обещал поймать для нас дичь.

— Ну да, — вздохнула Луса. — Давайте подкрадемся к нему? Тут есть кусты и камни, за ними можно спрятаться.

— Стоит попробовать, — согласился молодой гризли.

Он пошел первым, незаметно перебегая от одного куста к другому, словно выслеживал дичь. Каллик и Луса с трудом поспевали за ним. Наконец они добрались до неглубокой лужи, поросшей по берегам высокой травой. Теперь от стаи их отделяла лишь полоса голой земли.

Токло опустил морду в воду и с удовольствием напился.

— Ну, все, хватит прятаться, — решил он. — Выбежим отсюда прямо на стаю и будем громко окликать Уджурака по имени. Гуси, конечно, улетят, но Уджурак, я надеюсь, останется.

— А если не останется? — спросила Луса.

— Значит, пусть остается гусем, мне какое дело? — огрызнулся Токло.

Луса переглянулась с Каллик и вздохнула.

— Он так не думает, — тихо шепнула она.

Сердито фыркнув, Токло выбежал из куста и оглушительно заорал:

— Уджурак! Уджурак!

— Уджурак, это мы! — завопила Каллик, бросаясь следом за бурым гризли. Луса побежала за ними.

Как и предсказывал Токло, гуси снова вспорхнули в воздух. На несколько мгновений небо наполнилось хлопаньем гусиных крыльев и криками. У Каллик оборвалось сердце, когда она увидела, что берег полностью опустел.

На нем не было ни единого гуся.

— Уджурак! — вдруг ахнула Луса.

Она указала в сторону, и Каллик увидела грязно-бурую кучу, высившуюся в пене прибоя. С первого взгляда она приняла ее за песчаный нанос, но теперь поняла, что это маленький медвежонок, неподвижно лежащий на боку в набегающих волнах.

— Что с ним случилось? — прошептала Каллик, срываясь с места. Трое друзей бросились к Уджураку. — Он упал? Забыл, как летать?

Токло первым добежал до своего друга и осторожно обнюхал его от носа до хвоста, а Каллик и Луса в ужасе смотрели на Уджурака. Маленький гризли не шелохнулся и даже не поднял голову при их приближении.

— Он не умер, — наконец сказал Токло. — Я слышу, как он дышит, но не пойму, что с ним такое.

Каллик тоже наклонилась и обнюхала мокрую шерсть Уджурака. Его глаза были закрыты, и ей пришлось очень внимательно всматриваться, чтобы различить, что бока медвежонка еле заметно колышутся в такт слабому дыханию. Из пасти у него струилась кровь.

Внезапно Каллик заметила, что в окровавленной пасти Уджурака блестит какая-то тонкая травинка. Ей показалось, будто ее с головы до ног обдало ледяной волной.

— Смотрите! — прошептала Каллик.

— Что это? — спросила Луса, вытягивая шею, чтобы обнюхать странную тонкую нить.

Токло отпихнул ее и склонился над Уджураком, потом осторожно потрогал лапой нить и сказал: