— Нет.

— Ладно, не важно. Я просто хотела узнать, а вдруг ты тоже видела его.

— Не видела я никаких пауков. Но мне бы хотелось, чтобы мы смогли позволить себе новый линолеум в ванной. — Она посмотрела в небо, синее и безоблачное. — Говорят, если убьешь паука, будет дождь. Ты его не убила, нет?

— Нет, — покачала головой Беверли. — Я его не убила.

Мать вновь посмотрела на нее, сжав губы так плотно, что они практически исчезли.

— Ты уверена, что вчера вечером твой отец не злился на тебя? Бевви, он никогда не трогает тебя?

— Что? — Беверли смотрела на мать в полном замешательстве. Господи, отец трогал ее каждый день. — Я не понимаю…

— Не важно, — оборвала дочь Элфрида. — Не забудь про мусор. И если на окнах останутся потеки, без трепки тебе не обойтись.

— Я не…

(он никогда не трогает тебя?)

…забуду.

— И вернись домой до темноты.

— Вернусь.

(Он…)

(…ужасно тревожится?)

Элфрида ушла. Беверли прошла к себе в комнату и опять постояла у окна, наблюдая, как мать поворачивает за угол и скрывается из виду. Потом, точно зная, что мать идет к автобусной остановке, Беверли взяла ведро, бутылку «Уиндекса» и тряпки из-под раковины. Пошла в гостиную и начала мыть окна. В квартире было как-то слишком тихо. Всякий раз, когда скрипел пол или хлопала дверь, она чуть подпрыгивала. Когда в туалете Болтонов на втором этаже спустили воду, ахнула, почти что вскрикнула.

И то и дело смотрела на закрытую дверь в ванную.

Наконец подошла к ней, открыла, заглянула внутрь. Мать прибиралась здесь утром, так что большая часть крови, которая натекла лужей под раковиной, исчезла. Как и кровь на наружном ободе раковины. Но бордовые потеки остались внутри раковины, а капли и пятна — на зеркале и обоях.

Беверли посмотрела на свое бледное отражение, и осознала с внезапно возникшим суеверным ужасом, что из-за крови на зеркале возникает ощущение, будто кровоточит ее лицо. И вновь подумала: «Что же мне с этим делать? Я чокнулась? Мне все это кажется?»

Сливная труба вдруг отрыгнула смешком.

Беверли закричала, захлопнула дверь, и даже спустя пять минут ее руки так сильно дрожали, что она едва не выронила бутылку «Уиндекса», моя окна в гостиной.

5

Около трех часов дня, заперев дверь в квартиру и сунув ключ в карман джинсов, Беверли Марш, идя по переулку Ричарда — узкому проходу, соединяющему Главную и Центральную улицы, наткнулась на Бена Хэнскома, Эдди Каспбрэка и еще одного мальчика, его звали Брэдли Донован, которые играли в пристенок.

— Привет, Бев! — крикнул Эдди. — Тебе не снились кошмары после этих фильмов?

— Нет. — Беверли присела на корточки, чтобы посмотреть за игрой. — Откуда ты знаешь?

— Мне сказал Стог. — Эдди указал большим пальцем на Бена, который жутко покраснел, как показалось Бев, безо всякой на то причины.

— Какие есе фильмы? — спросил Брэдли, и теперь Бев его узнала: он приходил в Пустошь с Биллом Денбро. Они вместе ездили на логопедические занятия в Бангор. Беверли и думать о нем забыла. Если б ее спросили, она бы ответила, что он значил для нее меньше, чем Бен или Эдди, — куда как меньше.

— Пару фильмов про чудовищ, — ответила она и, оставаясь на корточках, втиснулась между Беном и Эдди.

— Играете в пристенок?

— Да. — Бен посмотрел на нее и тут же отвел глаза.

— Кто выигрывает?

— Эдди, — ответил Бен. — Эдди просто молоток.

Она посмотрела на Эдди, который скромно полировал ногти о рубашку, и засмеялась.

— Можно мне поиграть?

— Я не против, — ответил Эдди. — Центы у тебя есть?

Она сунула руку в карман и вытащила три.

— Ух ты, выходить из дома с такими деньжищами? — спросил Эдди. — Я бы не решился.

Бен и Донован Брэдли рассмеялись.

— Девочки тоже могут быть смелыми, — очень серьезно ответила Беверли, и в следующий момент смеялись уже все.

Брэдли бросал первым, потом Бен, за ним — Беверли. Эдди — после всех, потому что выиграл последний круг. Монетки они бросали в заднюю стену «Аптечного магазина на Центральной». Иногда монетки не долетали до стены, иногда — ударялись о нее и отскакивали. После того как круг заканчивался, все четыре цента забирал тот, чья монетка оказывалась ближе к стене. Через пять минут три цента Беверли превратились в двадцать пять. Проиграла она только один круг.

— Дефсенка сульнисает! — недовольно воскликнул Брэдли и поднялся, чтобы уйти. От добродушия не осталось и следа. Он смотрел на Беверли со злобой и обидой. — Дефсенкам нелься расре…

Бен вскочил. Вид вскакивающего Бена производил впечатление.

— Извинись!

Брэдли вытаращился на Бена. Челюсть у него отвисла.

— Сто?

— Извинись! Она не жульничала!

Брэдли перевел взгляд с Бена на Эдди, потом на Беверли, которая по-прежнему стояла на коленях. Вновь посмотрел на Бена.

— Хосес, стобы тфоя губа тосе стала толстой, как фсе остальное, косел?

— Конечно, — ответил Бен, и внезапно усмехнулся. И что-то в его усмешке заставило Брэдли в удивлении, неловко отступить на шаг. Возможно, в ней ему открылась простая истина: выйдя победителем из двух, не одного, столкновений с Генри Бауэрсом, Бен Хэнском совершенно не боялся костлявого Брэдли Донована (не только шепелявого, но и с множеством бородавок на руках).

— Да, а потом фы фсе наброситесь на меня. — Брэдли отступил еще на шаг, — голос задрожал, глаза заблестели от слез. — Фы фсе обмансики.

— Возьми назад то, что сказал о ней, — Бен надвинулся на него.

— Да ладно, Бен. — Беверли протянула руку с монетками к Брэдли. — Возьми свои. Я играла не для того, чтобы разбогатеть.

Слезы обиды выплеснулись на нижние ресницы Брэдли. Он ударил Беверли по руке, державшей монетки, и побежал по переулку Ричарда к Центральной улице. Остальные смотрели ему вслед, открыв рты. Отбежав на безопасное расстояние, Брэдли повернулся и закричал: «Ты — маленькая сука! Десефка! Десефка! И мать тфоя — слюха!»

Беверли ахнула. Бен бросился следом за Брэдли, но добился немногого: зацепился ногой за пустую коробку и упал. Брэдли уже скрылся из виду, и Бен прекрасно понимал, что не сумеет его догнать. Поэтому повернулся к Беверли, чтобы убедиться, что с той все в порядке. Последнее слово Брэдли шокировало его не меньше, чем ее.

Она увидела участие на его лице, хотела уже сказать, что ничего страшного, волноваться не о чем, брань на вороту не виснет… и тут странный вопрос матери

(он никогда не трогает тебя?)