Люси Кеверни отключилась, продолжая бормотать что-то о том, что Алатее незачем тревожиться, что надо хранить спокойствие, держаться поосторожнее… Она — Люси — никуда не денется. Они свяжутся или увидятся в ближайшие дни. Всё пойдёт по плану.

Алатея ещё несколько минут сидела у камина, пытаясь сообразить, каковы теперь её возможности и остались ли они вообще. Она с самого начала ощутила, что от той рыжеволосой исходит опасность, что бы там ни твердил Николас. А теперь Люси увидела рыжую вместе с каким-то мужчиной, и Алатея поняла, в чём состоит эта опасность. Есть люди, которые не вправе жить так, как им хочется, и она оказалась в числе этих несчастных. Алатея обладала редкой красотой, но это ничего не значило. Как раз наоборот, это с самого рождения было настоящим её проклятием.

Алатея услышала, как хлопнула дверь в другом конце дома. Она нахмурилась, быстро встала и посмотрела на наручные часы. Ник должен был уехать на работу, а оттуда отправиться к башне. Но когда Николас позвал её и Алатея услышала панику в его голосе, она поняла, что он ездил куда-то в другое место.

Она поспешила навстречу мужу.

— Ники, я здесь! Здесь!

Они встретились в длинном коридоре, обшитом дубовыми панелями, где почти не было света. Алатея не могла рассмотреть выражение его лица. Но голос Николаса напугал её, так напряжённо он прозвучал.

— Это всё из-за меня, — сказал он. — Это я всё погубил, Алли.

Алатея тут же подумала о вчерашнем дне: о том, как расстроен был Николас, о том, что в Камбрию явился детектив из Скотленд-Ярда, чтобы порыться в обстоятельствах смерти Яна Крессуэлла. И на одно ужасное мгновение ей показалось, что её муж признается в убийстве своего кузена, и её как будто ударило молнией, когда она увидела все последствия столь чудовищного признания, если им не удастся скрыть правду… Если бы ужас мог проявляться физически, он бы сейчас наполнил коридор вокруг них.

Алатея схватила мужа за руку и сказала:

— Ники, прошу тебя… Ты должен мне всё рассказать, объяснить, что случилось. А потом мы вместе решим, что делать.

— Не думаю, что смогу…

— Но почему? Что произошло? Что могло быть такого ужасного?

Николас прислонился к стене. Алатея, держа его за руку, снова заговорила:

— Дело в Скотленд-Ярде? Ты разговаривал с отцом? Неужели он действительно думает…

— Да это всё тут ни при чём, — ответил Николас. — Просто нас с тобой окружают лжецы. Моя мать, мой отец, и сёстры, наверное, и этот чёртов репортёр из «Сорс», и та киношная тётка… Только я этого не замечал, потому что думал об одном: как самоутвердиться! — Он буквально выплюнул последнее слово. — Самолюбие, эго, эго… — Повторяя это, он колотил себя кулаком по лбу. — Меня одно заботило: как доказать всем, а в особенности им, что я уже не тот человек, которого они знали. Что с наркотиками покончено, и покончено навсегда. И они должны были это увидеть! Не только мои родные, но и весь этот проклятый мир. Вот я и хватался за каждую возможность проявить себя, и только из-за этого, только из-за этого мы очутились в таком положении.

Когда он упомянул о «киношной» женщине, Алатею пробрало холодом. Снова и снова всё стягивалось к этой женщине, которую они так беспечно впустили в свой дом — с фотоаппаратом! — и отвечали на её вопросы, и верили её словам… Но ведь Алатея с самого начала видела, что тут что-то не так. И теперь эта особа очутилась в Ланкастере, чтобы поговорить с Люси Кеверни. Как она быстро всё разнюхала… Алатея и не предполагала, что такое возможно. Она сказала:

— Но где именно мы очутились, Ники?

Николас рассказал ей всё. О репортёре из «Сорс», о том, что принял рыжеволосую за детектива из Скотленд-Ярда. О том, что произошло между его родителями, о том, как поскандалил с ними в присутствии Манетт и Фредди Макгая. О том, что это его мать пригласила детектива из Лондона. И о том, как они все удивились, когда он заговорил о женщине, так расстроившей Алатею, и назван её сыщицей… И наконец умолк.

— И что потом, Ники? — осторожно спросила Алатея. — Они что-нибудь сказали? Произошло ещё что-то?

Он ответил глухим, неживым голосом:

— Она вообще не из Скотленд-Ярда. Я не знаю, кто она такая. Но кто-то ведь нанял её для того, чтобы она приехала в Камбрию… сделала снимки… О, конечно, она утверждала, что ей от тебя ничего не нужно, что не о тебе будет тот поганый фильм, но кто-то ведь прислал её сюда, и это не кинокомпания и не Скотленд-Ярд, и ты понимаешь теперь, почему меня это так испугало, Алли? И всё это из-за меня. Я-то думал, что уже и то плохо, что мои родители пригласили детектива расследовать смерть Яна, и что всё это из-за меня. Но когда я узнал, что всё случившееся в нашем доме — приезд той женщины — совершенно не имеет отношения к смерти Яна, а случилось просто потому, что я это позволил, из-за своего самолюбия ради какой-то глупой статьи в дурацком журнале, а ведь это может навести кое-кого на след…

Алатея без труда поняла, к чему он ведёт. Наверное, она с самого начала это понимала.

— Монтенегро… Ты думаешь, её нанял Рауль? — чуть слышно произнесла она.

— А кто ещё это может быть, чёрт побери? И всё это натворил я, Алли. Как мне теперь жить с этим?

Он проскочил мимо жены и стремительно пронёсся по коридору, в гостиную. Там Алатея могла рассмотреть его лучше в остатках дневного света. Николас выглядел ужасно, и вдруг Алатея почувствовала себя виноватой. Хотя не она, а Николас впустил в дом ту мерзкую особу, прикинувшуюся документалисткой; он позволил ей влезть в их жизнь… Но тут уж ничего было не поделать. В их взаимоотношениях Алатея играла роль дарящей, а роль Николаса состояла в том, чтобы отчаянно нуждаться в её дарах, и он с самого начала не задавал ей никаких вопросов и не хотел ничего знать — до тех пор, пока не поверил, что она его любит. А она именно этого и искала: ей нужен был тихий приют, где она могла бы укрыться и где никто не стал бы задавать опасных вопросов.

Алатея смотрела в окно, за которым день уже переходил в мягкие осенние сумерки. Небо и залив под ним были одного цвета, серые облака играли оранжевыми полосами, и те же полосы танцевали на воде, отражавшей садившееся солнце.

Николас подошёл к эркеру, сел на одну из стоявших там кушеток и опустил голову на руки.

— Я предал тебя, — сказал он. — И самого себя тоже предал.

Алатее захотелось как следует встряхнуть мужа. Ей хотелось сказать ему, что сейчас не время жалеть себя, не время сосредотачиваться на себе, раз уж вокруг начинается такая буря неприятностей. Хотелось закричать, что он и представления не имеет, как плохо всё может обернуться для них обоих. Но поступить так значило зря тратить силы, а в этом никакого смысла не было. Ведь Николас пока ещё даже в малейшей степени не догадывался о том, что ждало их на самом деле.

Николас думал, что если Рауль Монтенегро снова появится в их жизни, это будет означать конец всего. Но он не знал, что на самом деле всё было гораздо хуже: появление Рауля Монтенегро было всего лишь началом.