Метров через восемьсот Сергеев понял, что они въехали на минное поле, которое будет тянуться до самого Тракта. Левин при установке заграждения расстарался не на шутку, маршрут, которым вел их всадник, был сложным, запомнить дорогу составляло нешуточную проблему, но если сейчас воспользоваться треккером GPS, то обратный путь можно проделать с закрытыми глазами.

На Тракт «хувер» выбрался в сумерках. Тракт – одно название, что Тракт, – до катастрофы был дорогой местного значения, обычной асфальтовой двухрядкой, изрядно побитой грузовиками, а теперь, когда почти все Приграничье стало «запреткой», приобрел почти мистическое значение. Успешно выйти на Тракт означало пересечь свои и чужие минные поля, и далее, двигаясь на восток по змеящейся дорожке, добраться до так называемого Триангла, места, где клином сходились все три границы. Там, по фольклорной статистике, делалось больше всего попыток перехода. Там же, по статистике Сергеева, 99 процентов из них оканчивались неудачей, а значит, смертью беглецов.

Сергеев собирался двигаться не на восток и не на запад. Тракт служил ему ориентиром. Вдоль него – всего 25 верст, как рассчитали они с Вадимом. А оттуда на север, строго на север, через лес. Как там «хувер» пройдет – хрен его знает. Дай бог, чтобы не заросла просека. По Тракту двигаться – себе дороже. Тут, в Приграничье, по Тракту гуляли разные людишки – от сбивавшихся в стаи голодных охотников за человечиной до летучих отрядов местной бандоты, вооруженной до зубов, и схлопотать кумулятивный заряд в борт здесь было легче легкого. Значит – прочь с дороги, благо, сколько хватало глаз, повсюду тянулось гнилое редколесье, а густой, похожий на тайгу сосняк заползал на асфальтовое крошево лишь языками.

Проводник приблизился вплотную к «хуверу» и, когда Сергеев выглянул из люка, перегнувшись из седла, пожал ему руку.

– Удачи! – пожелал Алексей.

Он уже не был таким «колючим», как в день их приезда, вполне дисциплинированный и доброжелательный парень с девичьими, красивыми глазами необычного разреза. – Здесь осторожнее. Шумели на неделе. Чужие проходы через минное поле там, – он махнул рукой на восток, – мы их еще не нащупали. Но вам туда и не надо. Ну что? Я поехал?

– И тебе удачи, – сказал Сергеев. – Осторожнее. Уже почти темно.

– Не волнуйтесь, мы это сами минировали, я тут каждую кочку знаю!

Юноша подмигнул.

– Будете возвращаться – две зеленых ракеты, одна красная. Я лично вам в катер ракетницу положил. Если ракет не будет – сообразите, как связаться…

– Да уж чего там, соображу, – усмехнулся Умка. – Езжай. Нам тоже пора.

Парень отсалютовал рукой и снова тронул коня с места боком – ему нравилось казаться этаким бывалым рейнджером.

«Ничего удивительного, – подумал Михаил, – ему лет семнадцать от силы. В этом возрасте всегда хочется кем-то казаться. А парень видал столько, сколько многим рейнджерам и не снилось».

Михаил помахал рукой в ответ и снова нырнул в кабину, закрывая за собой люк. Обогреватель пока не включали, и кокпит отапливался только дыханием пассажиров. Тепло приходилось беречь, на улице холодало, как всегда к ночи.

Вадим осторожно перевалил через раздолбанную обочину, оставив слева остов автобусной остановки с торчащими во все стороны арматуринами, спустился по крутому склону и, подминая молодую поросль подлеска, начал «резать угол», уходя от дороги так, чтобы силуэт машины не просматривался на фоне леса. Ехать надо было осторожно и медленно, двигаться по Тракту казалось на порядок удобнее, но Умка слишком хорошо знал, что такое Тракт.

Он оглядел экипаж.

Матвей после инъекции обезболивающего выглядел гораздо лучше, во всяком случае – живее. Мертвенная бледность и то и дело «всплывающие» красные пятна никуда не делись, но чувствовалось, что и временного отступления боли достаточно для того, чтобы сделать Подольского более энергичным. Ирина примостилась на оружейных ящиках, рядом с Мотлом, разместив свой «галил»[48] в чехле, так, чтобы его не прижало, если груз тронется с места. ЮАРовскую разновидность «галила» Сергеев помнил по военным конфликтам в Африке. Эта автоматическая винтовка, ведущая родословную от советского бестселлера – АК-47, прекрасно показала себя в тяжелых условиях и разошлась по всему миру миллионными тиражами. «Галил» Ирины изготавливался для Европы и был рассчитан под НАТОвский патрон, именно такие поставлялись на Ничью Землю из Конфедерации усилиями идеологически правильного Ромы Шалая.

Вадим ловко орудовал рычагами управления: он исхитрялся лавировать между возникающими перед «хувером» молодыми деревцами практически вслепую – фары, снабженные самодельными «затемнителями», бросали на снег лишь узкие тусклые лучи.

Мотл, Ирина, Вадим и он сам. Полная неизвестность впереди. И всего четверо в активе. Негусто. Особенно учитывая состояние Мотла. Ну, ладно, ныть не станем, бывало и хуже. И было бы хуже, если б они сейчас не скользили по снегу на «хуверкрафте», который даже ночью через кустарники шел вдвое быстрее пешехода, а пробирались через чащу на своих двоих. Тогда бы эти 25 километров растянулись бы на пару дней пути, и еще вопрос, смогли бы все они пройти этот путь без потерь?

Через полтора часа хода на малой тяге Сергеев сверился с показаниями GPS и оставил на карте метку. За время пути лес дважды подходил вплотную к Тракту, заставляя их выкатываться на дорогу. Каждый раз Умка не ленился осматривать место въезда и во второй таки обнаружил мину – присыпанный мелкой асфальтовой крошкой ящик со взрывчаткой. Заряда вполне хватило бы, чтобы смести с дороги БТР или пяток грузовиков, но минирование исполнили кустарно. Сапер-недоучка или двоечник, решил про себя Михаил, снимая взрыватель, спасибо ему за подарок. Взрывчатка перекочевала в кокпит «хувера», хоть для этого пришлось чуток потесниться.

Еще через час они вышли на расчетную точку, и Сергеев с Мотлом долго искали просеку, обозначенную на старых картах. К радости и удивлению обоих, просека нашлась. Она слегка заросла на опушке, но дальше дело обстояло гораздо лучше – ходившие по ней в прошлом лесовозы накатали две колеи, которые и сейчас чувствовались под снегом, и стало ясно, что «хувер» сможет спокойно передвигаться по лесной дороге, рассчитанной на тягачи с широкими и длинными прицепами.

Катер завели в лес, но двигаться к цели сразу Сергеев не стал, объявил привал и дал спутникам отдохнуть. Вахту Умка разделил с Вадимом, справедливо полагая, что женщина и больной больше нуждаются в отдыхе. Около 4 часов утра «хуверкрафт» тронулся дальше и шел вперед до тех пор, пока Сергеев не дал команду глушить двигатели. Ехать дальше означало выдать себя шумом мотора, до цели путешествия оставалось немногим более километра.

«Хуверкрафт» замаскировали со всем возможным тщанием, а Умка с Ириной двинулись на разведку, оставив Вадима с Матвеем готовить снаряжение. С того момента, как Ира появилась в штабном доме у Левина, Сергеев едва перебросился с ней десятком слов. Не потому, что было не о чем – расстались они не врагами, и та жаркая, изнуряющая, проведенная вместе ночь, вовсе не была обидой или позором для кого-то из них. Ира пришла в палатку Умки за ребенком, которого хотели они с Матвеем, Сергеев поступил так, как на его месте поступил бы любой нормальный мужчина. Учитывая сложившиеся обстоятельства, послевкусие той ночи получилось несколько мелодраматичным, однако Михаил к последовавшим потом событиям никакого отношения не имел. Но последние недели настолько сблизили его с Подольским, что Сергеев поймал себя на том, что начинает испытывать чувство вины. Хорошо, конечно, что никакой вины в действительности не было, но чем отличается фантомная боль от настоящей для того, у кого болит?