Дюмон-Дюрвиль понял, что дело принимает совсем дурной оборот. Неужели несчастный корабль, оберегаемый от гибели двумя готовыми лопнуть якорными цепями, подвергнется еще, к довершению всего, обстрелу? Откуда у островитян такое вооружение?

От берега отделилась флотилия лодок и понеслась к кораблю. Несмотря на бурю, лодки с такой ловкостью, с таким бесстрашием неслись по волнам, что Дюмон-Дюрвиль невольно почувствовал уважение к гребцам. И все же до корабля добралась только одна лодка: остальные не рискнули подойти так близко к страшному рифу.

Из лодки на палубу поднялось десять человек — плечистые здоровяки с ружьями в руках. У девяти из них кожа была темная, а у десятого — белая.

— Добрый сэр, — сказал по-английски белокожий человек, обращаясь к Дюмон-Дюрвилю, — разрешите вам представить двух могущественных властелинов острова Тонгатабу: вот великий вождь Тагофа, а вот великий вождь Палу.

Палу был жирный, пузатый, важный. Тагофа был тощий, жилистый, с хитрыми глазами.

— А меня зовут Томас Синглтон, — продолжал белый. — Я — министр и пленник этих великих вождей.

Одежда Томаса Синглтона состояла из узкой рогожи, обмотанной вокруг бедер. На груди его были вытатуированы пальмовые листья.

Оставаться на корабле было слишком опасно, и Дюмон-Дюрвиль хотел переправить своих людей на берег. Нужно было задобрить островитян, поэтому он принял своих гостей самым радушным образом. Палу и Тагофа получили множество топоров, ножей, стекляшек, и глаза их блестели от радости. Палу пожелал получить европейскую одежду, и капитан подарил ему красный генеральский мундир, в который толстяк тотчас же облачился. Улучив минутку, Дюмон-Дюрвиль отвел в сторону Синглтона и объяснил ему, в каком катастрофическом положении находится корабль.

— Только не съезжайте на берег, — сказал Синглтон. — Пока вы на корабле, туземцы — ваши друзья, потому что у них одна пушка, а у вас сорок. Но если вам придется покинуть корабль, вы погибли: Тагофа и Палу командуют двухтысячной армией, вооруженной ружьями английского образца. На берегу вас всех убьют. Они видят, что ваше судно в опасности, и радуются. Нет, я вам не советую съезжать на берег — оставайтесь на корабле. Быть может, цепи выдержат, и, если утихнет буря, вы спасены. А на берегу — верная гибель.

Дюмон-Дюрвиль послушался Синглтона.

Шестнадцать суток ревел ураган, и шестнадцать суток корабль рвался с цепей, как дикий зверь. Шестнадцать суток моряков поджидала смерть.

Но цепи выдержали.

Синглтон и вожди оставались на корабле почти все шестнадцать суток. Вожди радовались сытной корабельной пище, а Дюмон-Дюрвиль, боясь с ними поссориться, кормил их до отвала.

— Откуда у островитян столько ружей? — спросил Дюмон-Дюрвиль Синглтона.

— Сюда за провиантом часто заходят китобойные и торговые суда, сэр, — ответил Синглтон. — Прошли те времена, когда островитяне встречали белых как друзей. Китобои и купцы столько раз расстреливали их, что островитяне возненавидели белых. Здешние вожди — люди неглупые. Они приказали в уплату за провиант не брать ничего, кроме ружей. Капитанам волей-неволей пришлось отдавать им ружья. И вот за двадцать лет у них накопился целый арсенал.

— А как попала на остров пушка?

— Пушка им досталась в одно время со мной, — объяснил Синглтон. — Двадцать лет назад я был матросом на одном купеческом корабле. Наш корабль сел на мель возле острова Тонгатабу. Бо́льшую часть нашей команды во главе с капитаном островитяне заманили в лес и там убили. Нас на корабле осталось всего тридцать человек. С мели сняться мы не могли. Когда у нас вышла пресная вода, мы сдались. Захватив и разграбив корабль, островитяне свезли на берег и нашу единственную пушку.

— А что же стало с вашими товарищами? — спросил Дюмон-Дюрвиль.

— Бо́льшая часть была убита еще в первый год нашей жизни на острове. Кое-кому удалось впоследствии попасть на проходившие мимо суда и уплыть. Теперь я остался здесь один.

— А вы отчего не уплыли, Синглтон?

— Ах, сэр! — вздохнул Синглтон. — Я живу на этом острове уже двадцать лет. У меня здесь жена и дети. Вожди обращаются со мной почти как с равным. А что меня ждет в Англии? Родные мои уже, верно, умерли, и денег у меня нет ни гроша. Видно, мне суждено умереть на этом острове…

На шестнадцатый день, 22 апреля, буря улеглась и ветер переменил направление. Якоря были подняты, и при громких криках моряков корабль отошел от рифа.

Дюмон-Дюрвиль повел «Астролябию» в бухту, в которой останавливался д’Антркасто. Теперь, когда опасность миновала, он решил приступить к главной своей задаче — розыскам следов пребывания Лаперуза на острове.

Колдунья

Дюмон-Дюрвиль обратился за помощью к Синглтону.

— Неужели у вас на острове нет ни одного человека старше пятидесяти лет? — спросил он.

Синглтон задумался.

— В центральной области острова живет одна старуха по имени Томага, — ответил он. — Сколько ей лет, я не знаю, но она гораздо старше всех здешних жителей. Она — дочь царя Тубо, который, по преданию, правил островом полвека назад. Островитяне считают Томагу колдуньей и раз в год съезжаются к ней на поклон.

— Ведите меня к ней, Синглтон, — сказал Дюмон-Дюрвиль. — Я хочу поговорить с Томагой.

Но отправляться в глубь острова было опасно. Дюмон-Дюрвиль стал уговаривать обоих вождей, Палу и Тагофу, остаться на корабле до его возвращения в качестве заложников.

— Я хочу поклониться вашей великой колдунье Томаге, — объяснил он вождям. — Оставайтесь пока на корабле. А вернувшись, я вас выпущу и щедро награжу.

К его удивлению, вождей не пришлось долго уговаривать. Палу и Тагофа сразу согласились. Их с почетом заперли в капитанской каюте и, чтобы они не скучали, дали им множество разных сластей: изюма, пастилы, пряников и засахаренных орехов. У дверей каюты был поставлен вооруженный караул, который должен был сторожить заложников.

Дюмон-Дюрвиль с небольшим отрядом моряков подъехал к берегу на двух шлюпках. Их сразу окружила несметная толпа вооруженных островитян. Но они держали себя очень дружелюбно.

— Пока Тагофа и Палу на корабле, вы в безопасности, — сказал капитану Синглтон. — Воины, опасаясь за жизнь своих вождей, не посмеют дотронуться до вас пальцем.

И они направились в глубь острова. Остров был густо населен. Пройдя через много деревень, оставив за собой много пашен и кокосовых рощ, они увидели зеленый холм, на вершине которого стояла хижина. В этой хижине жила колдунья Томага.

Томага вышла навстречу гостям. Это была сморщенная, лысая, крохотная старушонка с умными, подвижными глазами. Дюмон-Дюрвиль подарил ей топор, бусы и кусок красного сукна.

Завязался разговор. Синглтон служил переводчиком. Дюмон-Дюрвиль стал задавать колдунье вопросы.

— Помнишь ли ты Кука, Томага? — спросил он.

— Помню,