гул стрекоз, запах крови и страха — и, наконец, вышел на кровавую дорожку, оставленную учеником, и помчался мимо трупов вперед, дальше, еще дальше.

Но когда уже сквозь деревья видны стали нетерпеливо шевелящие крыльями раньяры, и бойцы, обступающие упавшего ученика, когда Чет ускорился, доставая клинки, — интуиция бойца взвыла — стой!

Он свалился на ходу, перевернувшись через голову, прижался спиной к папоротнику, сжался. И вокруг вдруг полыхнуло холодом, и день на мгновение стал ночью, а не ведающего страха дракона пронзило таким смертным ужасом, что он едва не заскулил, извиваясь на земле.

Через несколько секунд он сумел подняться и выйти из-за ствола. Поляна, на которой шел бой, превратилась в темный круг, усыпанный прахом. Пропали и деревья, и люди, и инсектоиды. Посередине этого круга стоял бледный ученик, только не рыжий, а черноволосый, бородатый, крылатый и залитый кровью, а вокруг него упруго пульсировала, сжимаясь, тьма.

Дракон приблизился. Тот, кто выглядел, как его ученик, поднял на него глаза, полные векового мрака, медленно кивнул.

— Я узнал тебя, дитя Воды и Воздуха, — сказал он тяжело. Вздохнул долго, раскинув руки, словно ему не хватало места, словно нес на себе чудовищную тяжесть. Рубаха на правом плече была пропитана кровью, там же виднелась дыра, словно от стрелы, но Чет не увидел ни одной раны. — Твое счастье, что я почуял тебя. Иначе век бы твой закончился ранее положенного.

Четери опустился на колени прямо в сухой прах. Склонился.

— Приветствую тебя, Великий, — сказал он почтительно.

— Встань, дитя, — проговорил Жрец, и с каждым словом невидимый лед касался кожи дракона. — Нужно бежать. Не стоило мне выдавать себя — но что делать, если я быстрее у сына своего силы забираю, чем думал, и умри он сейчас, надежды не осталось бы никакой? Сейчас отпущу его и бегите что есть мочи, а я буду смотреть его глазами и попробую защиту над нами восстановить. Нет ее, обнаружили нас сейчас, и чую я, что уже несется сюда тень бога, а за ней и сам бог-война. Бегите!

Он моргнул — и пошатнулся, и застонал, неверяще глядя на Чета зелеными глазами. Завыл сильнее ветер, затрещало где-то далеко, и в небесах раздались гулкие удары, сотрясающие землю. Тротт оглянулся. Удары доносились из-за его спины и становились все громче, будто кто-то огромный шагал сюда, преодолевая за шаг сотни километров.

Макс, не сказав ни слова, метнулся прочь от того, что настигало их, в ту сторону, откуда прибежал Четери — и дракон, одобрительно хмыкнув, помчался рядом с ним. Они неслись туда, где пряталась крылатая принцесса Рудлог.

Секунд через десять за их спинами раздался хлесткий удар, от которого утробно завибрировало под ногами, а во все стороны полетели куски папоротников, гигантские комья почвы — и заревело сзади, завыло рассерженно, и снова раздался удар — уже ближе, от которого они оба попадали на землю. Но тут же, не останавливаясь, вскочили и понеслись дальше. Не было времени оглядываться и думать.

Тротт бежал вровень с Мастером, на удивление иногда вырываясь вперед, ненадолго раскрывал крылья, снова опускаясь на землю там, где лес становился ниже, гуще и не позволял лететь. Дышал скупо, ровно, хоть и тяжеловато, обеими руками двигал одинаково легко. От него то и дело шли волны холода, словно от гигантского ледника, и пространство вокруг начинало слегка искажаться, мерцать — но тут же все пропадало.

Бег позволял выиграть какие-то секунды, доли секунды — потому что при той скорости, с которой двигался их огромный преследователь, убежать было невозможно. И все-таки они бежали, виляя, пытаясь уйти: противник сквозь пышные кроны их пока не видел, но очевидно ощущал, потому что бил поразительно точно. Клубящийся жгут божественной плети толщиной со смерч не раз опускался на то место, где они находились только что, сотрясая землю, сбивая с ног ударной волной, оглушая, ослепляя.

Они продолжали бежать. Расступились деревья, сильно запахло лавровым листом и алоэ. Тротт чуть свернул — и понесся прямо к папоротнику, в котором скрывалась принцесса. Лес правее был уже повален — видимо, преследователь задел его ранее.

Потемнело — словно что-то огромное за спинами заслонило солнце. Снова загудела плеть — и тут Тротт свистяще выдохнул, и от него рванул холод, на мгновение сдавив Чету грудную клетку, заставив закашляться. Удар плети пришелся прямо над ними — завибрировал небольшой купол защиты, но выдержал, и плеть соскользнула по нему вниз, срезая верхушки деревьев. Задела самым кончиком и винтовой папоротник, воняющий лавровым листом, до которого они не добежали шагов двадцать — разнесла его, оставив пенек высотой с полтора человеческих роста — и врезалась в землю, сотрясая ее и выворачивая пласты.

За спинами раздался раздраженный, неверящий крик-свист, а затем — удары плети. Справа, слева — но теперь вслепую, теперь наудачу. Бог бушевал, бог гневался, что добыче удалось спрятаться, и разрушал все вокруг того места, где ощущал ее ранее.

Тротт, не обращающий внимание на удары, бледный, как мел, бежал к убежищу принцессы, перепрыгивая через переломанные стволы и перелетая через вставшие на дыбы пласты земли. Чет держался рядом, понимая, что они вполне могут сейчас найти бездыханное переломанное тело Алины Рудлог.

— Алина! — сипло, болезненно крикнул Тротт, пробравшись под уцелевшим витком упавшего ствола: торчащий пенек стоял за ним и был окружен пышными сорванными листьями и щепой. Упал на землю от очередного близкого удара, зарычал от досады. — Алина!

Он с ожесточением раскидывал в стороны то, что мешало ему попасть внутрь, и Чет молча и быстро помогал ему. Мелькнули в щели ствола темные крылья, светлая безвольная рука, запрокинутая голова. Принцесса лежала внутри без движения.

Тротт почти по-звериному застонал, принялся кромсать и так треснувший папоротник — чтобы расширить щель, чтобы вытащить ее.

— Она дышит, — тихо сказал Четери, отодвигаясь, чтобы не мешать, не толкаться. — Без сознания.

Он развернулся и замер от восторга.

Над лесом, примерно в полукилометре от них, закрывающий солнце и очень четкий на фоне стального неба, бушевал бог-паук — огромный, как гора, полупрозрачно-темный, с багровыми глазами на нечеловеческой треугольной башке, с паучьим брюхом на мощных лапах, человеческим торсом, двумя лапами-лезвиями и двумя руками, в одной из которых он сжимал клубящуюся плеть. Он был взбешен и бил вокруг того места, где потерял беглецов, сметая километры леса, но все движения выдавали в нем опытнейшего бойца, непредсказуемого, умелого. Удары то и дело скользили по защите Жреца, заставляя ее вибрировать и почти ощутимо потрескивать.

Сбоку повеяло опасностью. Чет повернул голову.

Над ними нависало нечто,