Несомненно однако известно, что примирившиеся с подчинением России мирные кабардинцы обнаруживают в это время сильное стремление выселиться опять из русских границ, а иногда и принимают участие в набегах закубанцев на линию. Дело в том, что кабардинцы никогда не переставали домогаться различных льгот и возбуждать поземельные споры, а ряд отказов и неуклонность строгих мер, введенных Ермоловым, уже давно вызывали среди них неудовольствие и ожесточение. Теперь в Кабарде с неудержимой силой и вспыхнуло эмиграционное движение; кабардинцы одни за другими целыми семьями стали предпринимать тайные побеги за Кубань, где и основывали новые – “беглые” – кабардинские аулы.

Переселенцы эти естественно становились лютыми врагами всего русского и причиняли множество хлопот уже тем, что служили ширмами для всех преступлений, совершаемых кабардинцами покорными. Что бы ни случилось на линии, все сваливалось на немирных, ушедших за Кубань, а если и являлись улики неотразимые, то на подмогу поспевал кабардинский суд, всегда, во что бы то ни стало, оправдывавший виновных. Нужно заметить, что в числе причин кабардинских волнений было и слабое управление Кабардой преемника Подпрядова подполковника Булгакова, назначенного в 1824 году командиром Кабардинского пехотного полка.

Не без влияния на них было и восстание соседней Чечни, и убийство Лисаневича, и необыкновенно усилившиеся к этому времени набеги закубанцев. Восстание Кабарды сделалось не сразу. Скрытое недовольство, лежавшее в основании его, должно было сказаться сначала мелкими и как бы случайными проявлениями, постепенно усиливавшимися. Так действительно и было. Со времени Ермоловского похода и до самой осени 1824 года в примиренной Кабарде прекратились хищнические разбои и ничто, по-видимому, не нарушало мирного течения дел; воинственная жизнь этого края, казалось, отходила в область преданий. Как вдруг четырнадцатого сентября 1824 года неожиданно взволновало всех событие, в сущности ничтожное, но ярко напомнившее времена вечной войны в крае,– случай, совершенно подобный разбойническим предприятиям самых враждебных черкесов. В станицу Марьевскую (Солдатское тож) возвращались с поля с сеном казак Волжского полка Рассказов с женой, еще с одной казачкой да с тремя малолетними детьми. Это было ночью, в одиннадцать часов, верстах в пяти от поста Известного-Брода. Вдруг внезапно из балки выскочили на них шесть кабардинцев. Рассказов был тотчас убит, жена его ранена, а с казачкой и с детьми хищники помчались немедленно за Малку. За рекой, верстах в пяти, казачку они бросили – и скрылись. Три соседние поста, соединившись в един отряд, поскакали за хищниками. Следы привели их прямо к аулу узденя Атабекова, что на Малке, близ укрепления Известного-Брода; жители его, однако, сказали, что ничего не знают и никого не видели. Случилось, между тем, что один из разъездов, отправившийся на розыски, увидел двух кабардинцев, ехавших на взмыленных лошадях как раз под аулом; их взяли и обезоружили: винтовки их оказались только что выстреленными, шашки – с запекшейся свежей кровью. В то же время другой разъезд нечаянно набежал на четверых кабардинцев, беспечно расположившихся на отдых в балке близ самой дороги: их шашки, винтовки и кинжалы лежали у огня, а лошади паслись саженях в десяти. Поздно заметив казаков, кабардинцы бросились к своим лошадям, а казаки – к их оружию. Захватив его, они переловили и хищников. Вероятно, это и были те шестеро, которые напали на Рассказова, но детей при них уже не было.

Этот случай был началом целого ряда подобных мелких происшествий; осенью же, после экспедиции Вельяминова за Кубань, в Кабарде разразилась наконец страшная катастрофа, напомнившая линии набег Джембулата. Дело происходило так.

В то время, когда войска стояли еще за Кубанью, в окопе на Сагауше, сильная партия “шапсугов, абадзехов и беглых кабардинцев отдаленными и скрытыми путями пробиралась на линию, к вершинам Кубани. Вельяминов, находившийся в то время в Ставрополе, скоро получил сведение об этой партии, следил за нею и принимал свои меры. Прорыва ожидали около Тахтамыша, где находился подполковник Родионов с донским казачьим полком; другой донской же полк, Луковкина, стал на Кубани, у Погорелова поста; третий, подполковника Кареева,– у Невинного Мыса; кроме того, вся конница действующего отряда (Кавказский и Кубанский полки) сближена была с линией и стала на Урупе, под командой майора Навагинского полка Грекова. В этот последний отряд посланы были ногайский султан хан-Гирей и князь Измаил Алиев как разведчики.

Несмотря однако на все предосторожности, неприятель двадцать первого сентября, перешел Кубань у Каменного Моста, не будучи замечен. Отсюда черкесы еще с большей скрытностью двинулись по Малке. Кабардинцы тотчас вошли с ними в сношения, и даже сын преданного России кабардинского валия, Джембулат Кучуков, примкнул к ним со своими узденями. И вдруг двадцать девятого сентября вся огромная ватага неприятеля обрушилась внезапно на оплошный пост, оберегавший дорогу, и, уничтожив его, устремилась на селение Солдатское, иначе Марьевку, как она называлась прежде и как звали ее сами жители. По дороге туда они встретили двух казаков, ехавших из табуна на худых лошаденках. Завидев черкесов, двигавшихся прямо на станицу, шагом, они приняли их за казаков и сделали маяк. Черкесы дали по ним залп, и человек двадцать наездников мгновенно окружили их. Один казак был взят в плен, другой не хотел отдаться живым и, получив восемь шашечных ран, был брошен в поле замертво[11].

Черкесы подошли к Солдатскому. Местность эта исторически одна из замечательнейших. В 1387 году, как рассказывают предания, Тамерлан грозной тучей двигался на Кавказ. Навстречу ему из Крыма шел Тахтамыш с кумыкской ордой монголов. Тамерлан смял и уничтожил эту орду и, двигаясь дальше по северной стороне Кавказа, гнал Тахтамыша на Запад. На реке Малке, именно там, где стоит теперь станица Солдатская, Тахтамыш вступил с Тамерланом в решительный бой. Тамерлан разбил его наголову, и остатки орды Тахтамыша спаслись в трущобах Эльборуса...

Но возвратимся к рассказу.

Утро двадцать девятого сентября случилось туманное и пасмурное. Шел сильный дождь. Несмотря на дурную погоду, все казаки, едва только забрезжил свет, ушли на работу в далекие поля, и в станице, кроме баб, стариков да малых ребятишек, никого не осталось. Тысячная шайка конных черкесов нагрянула на них как снег на голову. Бабы первые заметили налетевшую беду, похватали своих ребят и забились в густой тутовый сад.

У верхних ворот станицы стоял часовой, астраханский казак[12]. Честный служака не оставил своего поста; он изрубил двух первых бросившихся на него кабардинцев, но был изрублен сам,– и только через труп его черкесы вломились в станицу. Казачий резерв, также астраханский, заперся на почтовой станции и не двинулся с места. Черкесы, со своей стороны, тоже “не ворошили их” – по выражению одной казачки,– а забирали тех, кто попадался живым в домах и на улицах. Человек двенадцать было убито. “Похватали они всех лошадей,– рассказывала потом казачка,– и принялись обшаривать в домах, да так чисто, что синь-порох в них не оставили: перины повытащили, сундуки разбили, пух с подушек повыпустили, даже рушники – и те посдирали со святых образов, но особенно накидывались они на всякое железо: на топоры, косы и даже на гвозди. Навьючили они всем этим добром своих лошадей и зажгли избы. Тут они добрались и до нас, баб, спрятавшихся в саду, и всех позабирали”.