– Нечто вроде нового Прометея? – спросила Елена.

– Почти так, прекрасная Елена, – ответил Фауст, посмеиваясь. – Но между Фаустом и Прометеем существует огромная разница. Прометей окончил свой век на мрачной скале, к которой он был прикован несокрушимыми цепями, и каждый день Зевесов орел прилетал на эту скалу, чтобы терзать печень героя своим острым клювом, причиняя ему нестерпимые страдания. Фаусту же удалось сбросить с себя те оковы, которые налагают на смертных пространство и время. Он совершает удивительные путешествия во времени, посещает далекие страны – не без некоторой помощи своих друзей, конечно. В этом заключается главное различие между древним Прометеем и современным Фаустом.

Елена хмыкнула:

– Стоило лишь завести разговор о роли Фауста в истории – и вас не унять. Интересно было бы поглядеть, так ли уж вы ловки на дела, как на разговоры.

Фауст почувствовал, как долго сдерживаемое раздражение заклокотало в нем, словно кипяток в плотно прикрытом крышкой горшке. Усилием воли он заставил себя принять равнодушный вид, ничем не показывая, насколько слова этой женщины задевают его.

– Что ж, приступайте к делу, Фауст, – продолжала Елена. – Признаюсь, мне любопытно поглядеть, что за новый миф вы собираетесь сотворить. Не могли бы вы рассказать мне о нем хотя бы вкратце, раз уж мне придется путешествовать вместе с вами? Каковы ваши планы?

– Для начала я собираюсь уплыть отсюда, – сказал Фауст. – Харон! Готова ли ладья?

– А у вас есть Заклинание Перемещения?

– Вот оно!

Фауст передал пакет перевозчику мертвых. Харон осторожно провел рукой по внешней обшивке борта лодки. Найдя неширокую щель, он засунул пакет между досками. Фауст взмахнул руками и произнес слова, необходимые, чтобы привести заклинание в действие. Посередине судна возник джинн весьма среднего роста, показавшийся непривычным к подобным зрелищам пассажирам огромным и страшным. Джинн отпустил лини и исчез из виду. Ладья вздрогнула и качнулась на волнах, затем окуталась густым облаком едкого дыма. Дым был зеленоватого и серого цвета; по краям облако отсвечивало золотисто-желтым, и из него вырывались тонкие струйки пара, похожие на закручивающиеся усики ползучих растений. Заклинание Перемещения сработало, и лодка рывком двинулась с места.

Если бы в этот момент на берегу находился посторонний наблюдатель, знающий толк в алхимии, он мог бы сказать, что зеленовато-серые облака дыма – признак не Заклинания Перемещения, а, скорее, неправильно подействовавшего Заклинания Движения. Внимательно наблюдая за ладьей, можно было заметить отклонение от правильного курса – это также было плохим признаком. Что-то было совсем не так, как должно быть; сторонний наблюдатель мог бы сказать, что дела у путешественников в ладье идут весьма скверно. И, рассудив так, он был бы весьма недалек от истины.

Мак шел по дороге, с обеих сторон обсаженной высокими стройными тополями. Одолев некрутой подъем, он увидал остроконечные шпили соборов и крыши домов. Перед ним открывалась панорама прекрасного города. День выдался солнечный и теплый, и горожанам не сиделось дома. Они гуляли парами и небольшими группами. Мак заметил, что костюмы мужчин мало отличались от повседневной одежды состоятельных краковчан – чулки, блузы, жакеты, невысокие сапожки и башмаки из мягкой кожи – все это было привычно для Мака; вот разве только тонкая вышивка и яркие цвета тканей ничуть не напоминали краковский стиль. Оглядев себя, Мак увидел, что Мефистофель приказал одеть его в такой же точно манере. Не задерживаясь дольше, чтобы полюбоваться на город издали, он зашагал прямо к воротам. Ему не терпелось узнать, что представляет собою Флоренция.

На улицах было оживленно и людно. Казалось, все жители вышли из своих домов; многие принарядились, как во время большого праздника. В этот погожий весенний денек жизнелюбивые граждане Флоренции ликовали вместе с природой. Над балконами и островерхими крышами домов развевались полотнища цеховых знамен, украшенные гербами. Уличные торговцы на все лады расхваливали новейшее кулинарное изобретение – пиццу. Вооруженные всадники в блестящих стальных шлемах проезжали по улицам, прокладывая себе путь через толпу с той бесцеремонностью, с какой это делает полиция всех времен и народов. Миновав ряды тесно прижавшихся друг к другу палаток, где торговали одеждой, оружием, мелкой домашней утварью, фарфором, фруктами, ароматными приправами и благовониями, Мак оказался на углу широкой, шумной улицы.

Он огляделся, подумав, что сперва нужно подыскать себе подходящую квартиру. Заглянув в свою сумку, он убедился, что кошелек его туго набит новенькими блестящими золотыми монетами – Мефистофель не поскупился на расходы, отправляя его в незнакомый город. Мак медленно пошел вдоль улицы, разглядывая яркие вывески таверн, магазинчиков и мастерских. Его внимание привлекла гостиница, расположенная в самом конце улицы. Стены просторного дома, где размещалась гостиница, были окрашены в пастельный цвет. Над входом красовалась вывеска – надпись, сделанная из листового золота, гласила: «Парадизо».

Хозяин гостиницы, тучный краснолицый человек, недоверчиво поглядел на нового посетителя – ведь по обычаям, принятым во Флоренции, знатным господам полагалось посылать вперед слугу, чтобы объявить о своем прибытии. Однако как только Мак развязал свой кошелек и вытащил оттуда золотой флорин, круглое лицо хозяина расплылось в улыбке.

– Я отведу вам лучшие комнаты, любезнейший доктор Фауст! Вы прибыли в наш город как раз накануне большого праздника. Мы, флорентийцы, каждый год устраиваем публичные сожжения предметов, толкающих нас на путь соблазна. Грандиознейшее зрелище!

– Да, я слышал об этом, – сказал Мак. – А где будет проходить сожжение?

– Всего лишь через несколько кварталов отсюда, на пьяцца Синьориа, – ответил хозяин. – Вам стоит посмотреть. Это будет эпохальное событие. В городе только о нем и говорят. Каждый год к нам съезжаются иностранцы – поглядеть на огромные костры. Но в этот раз Савонарола обещал устроить нечто выдающееся.

– Любопытно было бы знать, что за человек этот Савонарола.

– О, он монах, строго соблюдающий устав. Он живет очень скромно, не то что иные князья церкви, которые имеют огромную власть и используют ее не для общего блага, а для своих личных выгод. Он публично обличает симонию, индульгенции и многие другие вещи, разлагающие святую церковь. И еще он выступает за Французский Альянс.

– А что это такое?

– Это наш договор с французским королем. Пока он действует, папа римский не может снова навязать нам Медичи, как ему очень хотелось бы.

– Вы не любите этих Медичи? – спросил Мак.

– Не то чтобы совсем не любим… Они действуют достаточно ловко. Лоренцо Медичи прозван Великолепным – не без основания, надо сказать. Флоренция еще не видала более тонкого знатока и щедрого покровителя искусств. Во время его правления наш город достиг своего наивысшего расцвета.

– И все же его правление приходится вам не по нраву?