Стодневное ожидание наступления предоставило Красной Армии уйму времени для сооружения миниатюрных крепостей, разведки сил противника, измерения глубины бродов и прочности мостов, учений и организации тыла. По замечанию начальника штаба XLVIII танкового корпуса, русские успели «превратить Курский выступ в еще один Верден»[982]. Мало того, как считал Меллентин, местность в южном секторе, где должны были пойти в атаку его триста танков и шестьдесят штурмовых орудий, была малопригодна для тяжелой техники: «многочисленные лощины, небольшие перелески, разбросанные там и сям деревеньки, речки и ручьи, из которых самой неудобной казалась Пена с быстрым течением и обрывистыми берегами». Когда идешь сегодня по местам боев и проезжаешь «дорогой смерти» 4-й танковой армии, то отмечаешь: Меллентин несколько переборщил с «лощинами», которые напоминали скорее неровности поверхности. Да и сам он потом писал: «Местность, конечно, была нехороша для танков, но и не недоступна»[983]. Между Белгородом и Курском поверхность постепенно повышается, что тоже создавало определенные преимущества для обороны.

Русские впервые получили возможность столь тщательно подготовиться к сражению. «В начале войны, — говорил капитан-танкист Красной Армии, — все делалось в спешке и нам всегда не хватало времени. Теперь мы спокойно ждали битвы»[984]. Данные воздушной разведки люфтваффе, даже с поправками на русское искусство маскировки, должны были заставить Гитлера поискать другие места для наступления, особенно после того как и Манштейн засомневался в целесообразности удара на Курском направлении. Тем не менее всемогущий и «величайший полководец всех времен», как его по-прежнему называла пропаганда Геббельса, очевидно, под давлением Кейтеля, Цейтцлера и Клюге, назначил час «Ч» на 4 июля. «День празднования независимости в Америке, — сетовал впоследствии Меллентин, — и начала конца для Германии». Танковый энтузиаст и теоретик Меллентин был встревожен тем, что вермахт собирается сражаться с русскими на их условиях — так, как это уже произошло под Сталинградом, — а не на своих, как это было прежде, во времена побед 1941 года. Вместо того чтобы создавать условия для маневра, стратегического отхода и внезапных атак на спокойных участках, — писал потом Меллентин, — германское верховное командование не придумало ничего лучшего, кроме как бросить наши превосходные танковые дивизии на Курский выступ, уже ставший самой мощной крепостью мира»[985]. Это все равно что в 1940 году немцы не пошли бы в обход «линии Мажино», а начали ее штурмовать в лоб. Подобно Наполеону, которого перед Бородином совершенно не волновали судьбы его людей, многие военачальники в ОКВ — прежде всего сам Гитлер — перестали думать о жизни своих солдат. Немцы должны были всеми силами избежать после Сталинграда повторения Materialschlacht (войны на истощение), но постоянное откладывание «Цитадели» неизбежно привело их к этому исходу. Прежде Курск был окружен незащищенными степями, теперь он действительно стал цитаделью.

Весть о гибели польского премьер-министра генерала Сикорского и его офицера связи, члена парламента от тори Виктора Казалета, во время авиакатастрофы в Гибралтаре Черчилль сообщил военному кабинету 5 июля 1943 года. Чарлз Портал, британский маршал авиации, доложил: чешский пилот жив, обстоятельства пока неизвестны, но ясно одно — это «тяжелая потеря и для Польши, и для нас». Черчилль сказал: «Сейчас полякам надо попытаться поладить с русскими». Но министр-резидентна Среднем Востоке, австралийский дипломат Ричард Кейси, полагает, что генерал Андерс, отличный воин, не обладает «политическим чутьем» и, вероятно, не способен сделать это. «Я выступлю в палате общин, — добавил Черчилль, — и скажу нечто неординарное»[986]. То, что в военном кабинете посчитали гибель Сикорского «ударом», делает абсурдными предположения о том, что его смерть (и члена парламента от консерваторов) — дело рук СИС.

«Солдаты рейха! — говорилось в послании фюрера войскам «Цитадели», зачитанном в понедельник 5 июля 1943 года. — Сегодня вы начинаете наступление чрезвычайной важности, от которого может зависеть исход всей войны. Еще важнее то, что вы своей победой докажете всему миру бесполезность сопротивления немецким армиям»[987]. Хотя предварительные атаки были предприняты после полудня 4 июля, основное наступление началось на юге в 5.00 следующего дня и через полчаса на северном крыле. Русские уже знали от чешского дезертира из саперного батальона LII армейского корпуса о том, что войска получили пятидневный рацион шнапса и питания, и немцы лишились фактора внезапности нападения. Достаточно точными сведениями о ресурсах и планах немцев русскую ставку снабдила шпионская сеть «Люци» в Швейцарии, соответствующую информацию, полученную из дешифровок «Ультры» в Блетчли-Парке, в обтекаемой форме передал русским британский посол в Москве. Ватутин имел все возможности для того, чтобы упредить операцию «Цитадель» бомбардировками и обстрелом районов скопления немецких войск, приготовившихся к наступлению.

Удары немцев с севера и юга были почти зеркальным отражением друг друга. На севере 9-я армия Моделя двинулась из Орла в направлении Курска по фронту шириной тридцать пять миль против войск Центрального фронта Рокоссовского. На юге 4-я танковая армия Гота по фронту тридцать миль пошла в наступление на Воронежский фронт Ватутина. Жуков намеренно позволил немцам вклиниться в выступ, прежде чем ударить по их обнажившимся флангам. По всей России немецким войскам пришлось пожертвовать частью своей брони для семнадцати танковых дивизий, потребовавшихся для обеспечения пробойной силы наступления пятидесяти дивизий, и танковая армия Гота представляла собой «самую мощную ударную группировку, когда-либо создававшуюся Германией для одного командующего»[988]. Немцы, как всегда, полагались на взаимодействие пикирующих бомбардировщиков «штука», танков и пехоты — на блицкриг. На этот раз они просчитались: их противник к июлю 1943 года хорошо усвоил эту тактику, столь эффективно примененную немцами в Польше в 1939 году, во Франции — в 1940-м и в самой России — в 1941-м. Плюс ко всему был потерян один из самых существенных компонентов блицкрига — элемент внезапности.

Красная Армия научилась бороться и с танковыми формированиями. Немцам пришлось применять новую тактику Panzerkeil (танкового клина): тяжелые танки типа «тифа» и «пантеры» шли в центре, по краям выстраивались более легкие танки, например «Марк IV» (их было большинство), а позади двигалась пехота с гранатами и минометами. В ответ русские начали использовать свой метод, который немцы назвали Pakfronf. группировали до десяти орудий и концентрировали огонь на одном танке, переводя его потом на другой. Меллентин вспоминал: «Ни одно минное поле, ни один «пакфронт» невозможно было обнаружить до тех пор, пока не подрывался первый танк или не открывало огонь первое противотанковое орудие»[989]. Немцы особенно опасались минометчиков Красной Армии: самые искусные могли выбросить третий снаряд еще до того, как взрывались первые два.