тени тебя будут душить всегда, но есть и те моменты в жизни, ради которых жить стоит. Ты обязан жить! Так бы хотела твоя мама. Агата была очень сильной женщиной. Сильнее твоего отца, уж будь уверен. И знаешь, что она любила мне говорить? Не в самой жизни прелесть, а в том, что она у тебя есть и ты можешь ею распоряжаться. Слышишь? Ты ещё можешь начать заново! Да сколько угодно можешь начинать, пробовать, искать… Любить, в конце концов! — На всё это ни слова, ни жеста. И века не дернулось. Фалько ушла, тихо закрыв дверь. Села на кухне и еле слышно заплакала, прижав кулаками глаза.

Адияль удосужился сесть за стол. Его ждал уже остывший свекольный суп. Отхлебнув пару деревянных ложек, он ушёл в свою комнату и через какое-то время распахнул входную дверь. Природа по-прежнему бушевала.

— Пока, Фалько. Спасибо, — сухо выдал он, даже не посмотрев в её сторону.

— Куда ты собрался, Эди? Да там же ливень! Ветер-то! Ветер какой! — лепетала обеспокоенная Фалько. — Я только с улицы… там мороз!

— Пока, — лишь сказал Адияль.

— Ну уж нет! Стой — тебе говорят! Никуда ты не пойдёшь! — визжала она, вцепившись в руку Леонеля. — Сейчас я тебе мать, слышишь?

— Ты мне не мать, — грубо буркнул Адияль, оттолкнув Фалько в сторону. Его взгляд был безжалостен, суров. Страшен. Зрачки сузились до невозможного.

— Господи… Эди… прошу, останься! Я беспокоюсь за тебя! Слышишь? Я знаю, как тебе тяжело и больно… Я чувствую это, но пойми: ни твой отец, ни брат, ни товарищ, ни уж тем более Агата не хотели, чтобы ты отрёкся от своей жизни! Ты молод, ты можешь жить дальше! — она произнесла эти слова со слезами на глазах, голос её дрожал, срывался, сама она уже стояла у ног Адияля, которому и дела не было до всей этой сцены.

— Довольно, Фалько. Встань, — сказал он и приподнял её. Она тут же вцепилась обеими руками, насмерть обняв его. — Я потерянный человек, Фалько. Забудь обо мне, о нашей семье как о страшном сне.

Тут Фалько не сдержалась и влупила ему сильную пощёчину.

— Не смей так говорить! Ты сын великого воина и сильнейшей! повторяю: сильнейшей женщины! Ты сын Вэйрада и Агаты Леонель! Самое счастливое происшествие в моей жизни — это вы! Ваша семья! Ты не имеешь никакого права так говорить!

Адияль с усилием выбрался из оков Фалько и вновь открыл дверь, которая уже успела захлопнуться из-за сильного потока ветра. На пороге стояло два человека. Оба в чёрных мантиях. Адияль тут же вынул меч, но с ужасом и удивлением осознал, что один из них — Ольгерд, его давний товарищ ещё с лагеря Эверарда Медбера.

— Так ты встречаешь своих друзей, Эди? — сказал он.

— Господи, что ты тут делаешь? — произнёс Адияль уже совершенно иным тоном, нежели до этого говорил с Фалько.

Однако он совершенно не узнавал человека, стоящего рядом с Ольгердом. Вдруг тот произнёс слегка измученным, хриплым, побитым голосом:

— Ты меня не узнаешь, Эди?

Леонель напряг зрение, память. Думал, может, кто-то из новых членов разведывательного корпуса, но он никого из них особенно и не знал. Затем мужчина снял капюшон. И Адияль подкосился. В глазах помутнело. Сердцебиение ускорилось. Эти синие глаза — сомнений быть не могло. Это Джеймс, парень, что считался героически падшим в ходе той злосчастной операции на территории Игъвара. Тот самый, что своим телом защитил Адияля, пока он лежал без сознания, и при этом получил сквозное ранение.

Очнулся Адияль тремя минутами позже: он упал в обморок.

— Как ты выжил… Джеймс?.. — первым делом с тяжестью произнёс Адияль. Юноша с синими глазами изрядно переменился, в особенности внешне: его шёлковистые чёрные волосы теперь окрасились наполовину в серебро, лицо исхудало, стало морщинистым, присутствовала и густая щетина, тоже двойного окраса, но более всего изменился взгляд. Вместо того сильного, стойкого, благородного отныне остался лишь сухой и мрачный, а кожа весьма посмуглела.

— Господи… Ты очнулся! — взвизгнула Фалько.

Джеймс сел подле него. На кровать.

— Я скучал по тебе, Эди. Мне пришлось немало перенести за всё это время.

Абсолютно точно: цвет его лица стал гораздо темнее… И не из-за освещения… — думал Адияль.

— Что, изменился? — с усмешкой сказал Джеймс, заметив, как Адияль с подозрением его рассматривает. — Да… — Ольгерд был насторожен и стоял возле окна, будто кого-то высматривая. — После того сражения… меня взяли в так называемый плен, подобрав полуживого на поле брани… «Fuvat lana murgar! Volrat! Hie gharetav wul. Fastur! Bikhe…» — это было последним, что я услышал. С того момента я хорошо уже научился распознавать речь Игъвара. Она оказалась довольно примитивной. Но после того, как я им не угодил, так как не раскрыл ни единой толики информации, они отправили меня в рабочие лагеря. «Fuvat nomo rate du lavaragh buwilav fewi Iggvarh» — сказал урод, что бил меня на протяжении двух часов и лишил меня трех пальцев! — Джеймс продемонстрировал увечья, которые спрятал под перчаткой. — И я батрачил с утра до вечера в этих шахтах, на карьерах и всём прочем… испекшийся, изголодавшийся, обессиленный, лишённый дома и надежды, я бросился бежать, подхватив с собой парочку интересных сведений. И вот две недели назад я добрался до Ольгерда, который сейчас, оказывается, уже носит чин капитана развед. корпуса имени Эверарда Медбера. И пристроил меня к себе старшим помощником.

— Я бы хотел услышать что-то более подробное, учитывая, сколько мы не виделись… — произнёс Адияль. — Да как ты вообще, черт возьми, выжил?!

— На это у нас нет времени, дружище, — заговорил Ольгерд. — Мы вынуждены тебя забрать прямо сейчас. И привести во дворец Его Высочества.

Фалько и Адияль, восприняв это скверную шутку, усмехнулись.

— Что ещё за глупости? Что происходит, в конце-то концов, расскажите!

Но лица Джеймса и Ольгерда сохраняли строгость.

— Адияль, это серьёзно. К сожалению, мы не знаем, с чем именно связано поручение, но мы обязаны его исполнить. Поверь, это для твоего же блага, — пояснил Джеймс.

— Какая ересь! Брось ты это. Сказки мне ни к чему! Выкладывай, — рычал Леонель.

— Адияль, твоё недоверие можно понять, однако сейчас ты просто должен нам поверить, — спокойно сказал Ольгерд.

— Поверить? Знаете, чему я прошу вас поверить? Тому, что король — есть причина смерти отца, матери, дяди Фирдеса! Вы хоть понимаете, о чем говорите? Если вы поверили какой-то брехне со стороны Короны, то прошу меня извинить: вы — идиоты. Либо просто продажные шкуры, которые за мешок звенящих монеток предали давнего товарища и согласились на эту бесчестную операцию. Чтобы вы