Ректор Университета богословия коротко взвыл и уронил голову на руки.

Последняя свеча догорела и погасла, пустив напоследок сизую струйку дыма, и Марфа Скруль осталась в темноте. Но глаза знахарки к тому времени привыкли к мраку, и она осталась сидеть, не шевелясь, не сводя глаз с белевшего во мраке лица дочери, касаясь пальцами ее руки, лежащей на одеяле и слушая ровное дыхание девушки. Она боялась пошевелиться, боялась издать хоть звук. Боялась даже сомкнуть глаза.

С того самого часа, когда за нею приехал сам управляющий герцога, Людин Траст, и привез сюда, в этот дворец, в комнату, где спала ее дочь, знахарка пребывала в твердой уверенности, что ей все мерещится. И только спящая девушка была реальностью.

Послышались шаги. Скрипнула дверь, на пол лег светлый прямоугольник, на фоне которого показался темный силуэт мужчины.

– Ты не спишь? – он прекрасно видел в темноте сидевшую у постели женщину.

Марфа облизнула губы. Горло перехватило. Она не могла издать ни звука, и только покачала головой.

Мужчина сделал шаг в комнату.

– Почему ты сидишь в темноте?

Женщина робко шевельнула губами:

– Мне… и так хорошо…

– Не могла позвать слуг, чтобы заменили свечи?

Он ненадолго вышел, после чего вернулся с большим подсвечником, в котором горели пять свечей. Поставил его на стол рядом с постелью, при его свете внимательно посмотрел на женщину.

– Так-то лучше.

– Не надо, – Марфа бросила в его сторону взгляд и быстро отвела глаза, снова уставившись на лицо дочери.

– Как она? – мужчина и не думал уходить.

– Спит. Теперь уже просто спит. Тише!

Он приблизился, встал за левым плечом. Марфа всем телом ощущала его близость. Она попыталась отодвинуться, но властная рука легла ей на плечо, предупреждая любые движения.

– Почему ты не сказала мне ничего?

– А зачем? – она пожала плечами. – Разве это могло что-нибудь изменить?

– Многое. Подумать только, у меня есть дочь, – герцог Ноншмантань через голову знахарки посмотрел на спящую девушку. – Она знает?

– О тебе? Нет. Раньше – нет. Теперь – не знаю…

– Почему? Что хорошего в молчании?

– Многое. Есть тайны и загадки, которые никогда не должны быть разрешены. Есть вещи, которые нельзя выносить на чужой суд. Что принесло моей девочке знание о том, что она не приемыш? Только боль и страх… И смерть, если бы не…

– Да, если бы не случай…

Они помолчали.

– Что вы теперь будете делать? – нарушил молчание герцог.

– Не знаю. Наверное, мы уедем из города…

– В мое загородное поместье, – подхватил Ноншмантань. – Ни тебе, ни Деяне здесь оставаться нельзя. Вы будете жить…

– Мы сами решим, где мы будем жить! – отрезала знахарка.

– Ну-ну. Посмотрим, как тебя примут в других городах, где своих знахарей пруд-пруди! Ты готова настолько круто изменить свою судьбу? А судьбу дочери? Что вас там ждет, в чужой земле, среди чужих людей?

– А что ждет нас в поместье?

– Жизнь. Я могу признать Деяну. Его величество издаст указ. Она будет объявлена наследницей вместо брата…

Воспоминание о сыне, чье тело сейчас, укрытое с головой, было в закрытом гробу выставлено в часовне, отозвалось болью. Хотя и почти поверил в то, что его мальчик мертв и сам видел его останки, герцог Ноншмантань никак не мог смириться с тем, что сына больше нет. С досады он так сильно сжал пальцы на плече Марфы, что та вскрикнула.

– Прости.

– Нет, это вы простите нас, ваше сиятельство. Но вот Деяна выспится, и мы уйдем.

– Нет, – он положил знахарке на плечо и вторую руку, – ни за что. Я не отпущу вас. Если надо, удержу силой.

– Нам здесь не место. Мы постоянно будем напоминать о…о вашем сыне…

– Пустота и одиночество напомнят о нем еще вернее. А так… я хотя бы буду знать, что не совсем один на свете.

На это Марфа Скруль ничего не могла возразить.

Больничного корпуса при Колледже не было. Только в пристройке ко второму корпусу, где располагалась кафедра целительной магии, одна из аудиторий была переоборудована в палату, где стояло несколько кроватей. Устроили ее по двум причинам – чтобы не всегда гонять будущих целителей на практику в городскую лечебницу, а также, чтобы иногородние студенты болели не у себя дома, а в изоляции. Кроме того, здесь же порой на добровольцах тестировали новые исцеляющие заклинания, так что в одну и ту же комнату одни попадали на лечение, а другие – для обучения. И бывало, что роли менялись.

Сейчас были заняты три кровати из шести. На двух лежали, испытывая новое заклинание против оспы, добровольцы, на третьей, за ширмой, дремала Изольда Швец. Лаборантка разрывалась – ей надо было и наблюдать за ходом эксперимента, и кормить истощенную студентку с ложечки куриным бульоном и обезжиренным молоком. Поэтому появление посетителей она встретила с восторгом:

– Вы к новенькой? Ой, как хорошо! Заставьте ее допить этот бульон, а то у меня работа стоит!

И, не дождавшись согласия, метнулась к другим больным, один из которых как раз сейчас стал покрываться светло-голубыми полосками.

– Да, кстати! Вытирайте ноги!

Студенты тут же зашаркали подошвами по полу.

Изольда лежала на постели и смотрела на них снизу вверх.

– Ребята, – прошептала она, – вы пришли!

– Ага! – Ханна присела на край ее постели, в то время как остальные сгрудились рядом. Полторы дюжины парней и девушка.

– Спасибо, – пролепетала Изольда. – Я думала… я не думала, что когда-нибудь…

– Не реви! – Ханна потрепала ее по руке. – Все уже прошло. Ты как себя чувствуешь?

– Говорят, жить буду.

– Это самое главное. Только я пить постоянно хочу.

– А вот бульончик как раз! – Ханна поднесла чашку к ее губам. – Выпей и сразу станет легче!

– Он соленый. А мне простой воды хочется. Как той, в кувшине.

– В этом? – Янош подал стоявший на туалетном столике кувшин. – У, а мы в него хотели тебе цветов поставить…

– Это другой кувшин. Мы, когда там сидели, пить очень хотели. А еще кувшин использовали… ну…в общем, когда сильно хотелось…А потом в нем – раз! – и чистая вода почему-то появилась. Так неожиданно…Я, наверное, теперь до конца жизни буду вспоминать ту воду…

Ханна и Оливер переглянулись, но ничего не сказали.

– А какие там новости? – Изольда переводила взгляд с одного лица на другое. – Ко мне приходили из Инквизиции, пытались допросить…

– Но мы им не позволили! – от соседней кровати откликнулась практикантка. – У нас тут заразные больные лежат, да и вообще…