Но главным был вопрос, как быть с Данилоффым и Захаровым. Изначально было ясно, что стороны готовы отпустить обоих узников. Но сделать это надо без потери лица, так чтобы исключить все разговоры о сделке в дипломатическом торге. При этом оба министра должны были проявлять твёрдость в соответствии с официально объявленными позициями и в то же время искать компромисс. У обоих выбор был невелик, но они настойчиво искали решение, потратил на него в общей сложности 11 часов сначала в Вашингтоне, а потом в Нью— Йорке. В ходе этих нелёгких переговоров было сцементировано их доверие друг к другу, вера в обещания, которые они дают в беседе, на словах, не фиксируя на бумаге. А сделка Шульц — Шеварднадзе выглядела так:

День первый: Данилоффу будет разрешено покинуть Советский Союз без суда.

День второй: 24 часа спустя, будет отпущен Захаров, который всё же появится в суде, но не будет оспаривать выдвинутых против него обвинений.

День третий: После отъезда Захарова американская сторона объявит, что диссиденту Юрию Орлову и его жене будет разрешено покинуть Советский Союз.

День четвёртый: 30 сентября будет объявлено, что Рейган и Горбачёв встретятся в Рейкьявике 10 — 12 октября 1986 года.

И в довершении всего Шеварднадзе обещал выпустить ещё 24 диссидента по списку, который ему передал Шульц.

Всё это обговаривалось «под честное слово» и никаких документов не подписывалось. В знак согласия министры просто пожали друг другу руки. А свидетелями были Александр Бессмертных, Розалин Риджуэй, да переводчики. Вот так дела делались — это был дипломатический стиль Шеварднадзе и его визави Шульца.

Искусство этого стиля была в гибкости: каждая сторона могла интерпретировать эту сделку, как хочет — следов нет. Так и происходило. В Вашингтоне, например, заявляли, что никакого обмена «невинной жертвы» на «преступника» не было. Советский Союз был вынужден освободить Данилоффа, а вот преступник Захаров обменен на Орлова и других диссидентов. Ну а в Москве, наоборот, говорили, что обмен Захарова на Данилоффа состоялся. А освобождение Орлова и диссидентов не имеет к этому никакого отношения — такова де новая политика Кремля, направленная на либерализацию советского общества.

Разумеется, Совершая эту сделку, Шеварднадзе отсебятины не порол. Все его шаги тщательно согласовывались с Москвой. И решал Горбачёв: когда сам, а когда и вместе с Политбюро. Так, например, 22 сентября состоялось расширенное заседание Политбюро. Открыл его Горбачёв, который только что вернулся из Крыма.

— Главное сейчас, — обозначил он ведущую тему,— это встреча с Рейганом в Рейкьявике. Какова обстановка?

Было доложено, что Шеварднадзе в своих телеграммах из Вашингтона сообщает о согласии Рейгана на встречу в Рейкьявике. Но с условием: закрыть дело Данилоффа и разрешить выехать из страны 25 лицам по американскому списку, включая Сахарова и Орлова. С Шульцем обговорены также условия освобождения Захарова.

Горбачёв согласился, но сказал, что по списку дать ответ не сразу и не полностью, а порциями. Заодно заявить, что прекращаем покупать зерно в Америке — пусть Рейган знает, что у нас есть рычаг давления на него. И предложил «дать отдушину» крупным обозревателям: пусть кроют администрацию США как бы в личном плане, от себя, выставляя её саботажницей миролюбивых усилий. Пустить этих доверенных обозревателей на военные полигоны, чтобы они, «не выдавая госсекретов», доказывали, что у американцев больше всяких вооружений, а про нас они, мол, искажают факты.

Вообще настрой Горбачёва к Соединённым Штатам на том Политбюро был резко негативным. Правящие круги США, рассуждал он, не хотят снижения напряжённости. Их цель — тормознуть осуществление намеченной нами политики как во внутренних, так и во внешних делах. Сорвать или затормозить экономические, социальные и другие преобразования, происходящие в стране. Наша задача не выпускать из рук инициативу. Рейкьявик — это шаг в решении поставленных нами задач.

— Мы должны ориентироваться на то, что можно добиться позитивных результатов, — нажимал Горбачёв.— Процессы в самой Америке будут к этому подталкивать — плюс наш нажим, результаты нашей политики. Пойдёт Рейган на встречу или не пойдёт — не будем гадать. Но мы не можем предлагать такое, чтобы заведомо запрограммировать отказ. Это не политика.[181]

И дал указание ведомствам срочно готовить конкретные позиции к его встречи с Рейганом.

Но в кабинетах на Смоленской площади и улице Фрунзе такая работа кипела уже давно. Была также активно задействована Пятёрка. Главными бойцами на ней теперь выступали заместители министров А.А. Бессмертных и С.Ф. Ахромеев, а за кулисами нажим оказывали такие тяжеловесы, как Яковлев, Шеварднадзе, Зайков.

Поначалу там шёл жаркий спор –нужно ли делать упор на полный запрет ядерного оружия или же сконцентрироваться на конкретных и реальных мерах ядерного разоружения, таких как 50%— ное сокращение стратегических наступательных вооружений (СНВ) и ликвидация ракет среднего радиуса действия (РСД).

Противостояние было прежним: министерство обороны горой стояло за ликвидацию ядерного оружия, а МИД предлагал постепенные шаги к этой цели. Запрещение ядерного оружия в нынешней международной обстановке нереально, доказывали мидовцы. Прежде всего, из— за высокого уровня недоверия между СССР и США, а также угрозы неконтролируемого распространения ядерного оружия. Помимо Англии и Франции им уже обладает Китай и Израиль. У ядерного порога стоят Индия и Пакистан. К нему рвётся ряд арабских стран. И всё это происходит вблизи границ Советского Союза.

Но из Крыма, где отдыхал Горбачёв, шли понукания его ретивого помощника Черняева — нужны де яркие, масштабные шаги. В письме зам министру Ковалёву он требовал:

«С помощью всяких промежуточных вариантов мы пытаемся добиться того, чтобы Рейган пошёл на уступки. Ничего из этого не выйдет. Изменит он свою позицию только в том случае, если мы перетянем на свою сторону Западную Европу и если мы и дальше будем умело натравливать на Рейгана мировое общественное мнение...

Встреча в Рейкьявике рассчитана не на специалистов, разбирающихся во всех тонкостях современного оружия, — она рассчитана на народы и государства, на мировое сообщество.

Поэтому на первом плане должна быть большая политика, а не переговорные детали.Из Рейкьявика мир должен услышать крупные, политически масштабные предложения в духе программы 15 января».[182]

Читая и слушая эти понукания, разработчики только вздыхали и иронизировали: