Утверждению в русском народе веры в Божественность происхождения Верховной власти, с признанием за ней в гражданском понятии абсолютности, неограниченности и единовластия, не помешали издревле существовавшие различные частные течения, возникавшие по причинам чрезвычайно разнообразного характера: личного, социального и даже внешне-иностранного, – и имевшие целью ограничение власти русского Монарха. Издревле же существовала и борьба монархов, охранителей идеологии народной, с посягателями на целость и неизменность власти, и в конечных фазисах этой исторической борьбы народные массы «всея земли» оказывались всегда на стороне охранителей власти в историческом нравственно-религиозном понятии ее, а не на стороне новаторов и узурпаторов этой власти. Свою идеологию русский народ хранил, лелеял и носил более внутренне, в глубине своей натуры, в недрах своей сущности, часто даже не сознавая себя ее носителем, но выявляя ее из своего сердца и духа в периоды высоких национальных подъемов, порой даже непосредственно вслед за поступками и деяниями как бы совершенно противоположных побуждений. Историческая идеология и православная вера тесно объединены в существе русского народа; обеими он гордится, обеим он предан бесконечно, обеим он способен служить до самопожертвования, до полного своего обезличения во имя общего блага и против обеих грешил и грешит в периоды пробуждения в нем материальных, земных желаний и стремлений, руководимых внешними свойствами его натуры, обратными глубоким внутренно-духовным, и вытекающих из его некультурности, неразвитости и духовно-психологической потребности унижать себя до действительного ничтожества, преступности и падения.

Вот к каким выводам о русском народе и его идеологии приводят серьезные научные исследования русских больших ученых в области истории государства Российского, исследования, свободные от западнических, теоретических тенденций и влияний предвзятых и узких рамок различных политических партий и их платформ. Русский человек, русский народ выявляются тогда именно в той орбите зрения, которая была и будет всегда непонятной для Запада и, конечно, неприятной, и неприемлемой для той части россиян западничества, которая или органически, или по тщеславному стремлению к земной власти и «славе от людей» не в состоянии никогда слиться со своим народом «всея земли» для действительно благого служения ему. В этом отношении особенно знаменательно заключение профессора Платонова о Царе Петре и его предшественниках: «Все они были люди старой Руси, чуждые каким бы то ни было теориям властвования, но всею душою болевшие бедами своего народа и всеми своими инстинктами воспитавшие в себе потребность жить в единении “со всей землей”, для общей пользы и блага. Еще более возможно это сказать про Великого Петра. Он знал и видел европейские порядки и сочетал в себе добрые семейные предания с европейским знанием и опытом. Он потому и велик, что свои громадные силы и способности безраздельно отдал, как умел, на служение своему народу и царству, слил себя со всей землей и создал из нее великую мировую державу».

Знаменитые слова великого преобразователя России: «О Петре ведайте, что жизнь ему не дорога, жила бы только Россия в благоденствии и славе», сказанные перед Полтавской битвой, стали историческими, и до сих пор сохраняют в русском народе всю свою величественность, силу и значение. Глубокая вера в Божественность власти русского Государя, приводя, с одной стороны, нравственное сознание народа к ее абсолютности, неограниченности и единовластию, с другой – приводит к понятию о нравственном обязательстве монарха служить своему народу и царству как умеет, но всеми своими силами и способностями до конца, т. е. до готовности всегда отдать свою жизнь за благо и славу народа и государства. Этим взаимным нравственным обязательством Царя и народа объясняется слияние их в одно целое, нераздельное, идеологическое понятие о Русском государстве, понятие, освещаемое Божественностью исхождения власти и Помазанничеством на царство Верховного Главы власти. Поэтому слова Царя Петра, что ему жизнь не дорога, а жила бы только Россия, вполне искренни, так как являлись выразителями той идеологии о Верховной власти, которую исповедовал он сам. А так как в то же время они так же понимались и всем русским народом, то в них Царь и народ сливались идейно в одно целое, что и вызвало в сердцах тогдашних русских людей глубокий отклик, создавший необходимое моральное настроение для победы над сильным врагом. По этой же причине слова стали историческими и на вечные времена сохранились в народной массе. Величие их выражалось в том, что Царь готов был отдать свою жизнь за благо своего народа, сила их – в определенно выраженном слиянии Царя с народом в великой общей им идеологии и значение – в горячей вере в исхождение этих нравственных начал от Божественного Промысла и в освящении их этим Промыслом.

Теперь мысль подходит близко к установлению того основания мистерии русского народа, в которую претворилась трагедия династии Романовых через агонию и смерть Императора Николая II и всей его Семьи.

То, что Царь Петр выразил словами перед Полтавской битвой, то Император Николай II со всей своей Семьей агонией и смертью показал на деле – свое идейное слияние с русским народом во имя блага народа, до конца, до смерти, открыв этим русскому народу истинный путь к воскресению и победе над «общим земским грехом, по зависти диаволи» учиненном.

Несомненно, что по гениальности, гражданской твердости воли и характера Царь Петр превосходил Императора Николая II. Но в чем они были равносильны и равнотверды, так это в глубине и искренности веры в происхождение своей самодержавной власти от Бога и в соответствии ее исторической и вечной идеологии русского народа. По степени восприятия религиозно-нравственных начал идеи Божественности власти многое ставит Императора Николая II, как натуру более соответствовавшую по духовной мягкости, уравновешенности и любвеобилию к восприятию чистоты и святости Христова учения, даже выше Царя Петра. Он прекрасно знал историю русского народа, и его любимым научным занятием было изучение этой истории, изучение по капитальным трудам и прямым источникам, о чем свидетельствуют все знавшие его и имевшие соприкосновение с ним в последний год его жизни в Царском Селе и Тобольске. Понимание внутренней духовной натуры своего народа, в связи с полным сознанием его слабостей, его темноты и склонности к крайностям, служили лишь для укрепления в сознании и сердце Императора Николая Александровича твердости и святости охранения в своем высоком звании чистоты и целости нравственно-религиозной исторической идеологии своего народа. Будучи мягким и добрым по натуре, он проявлял необычайную твердость и непоколебимость в отстаивании святости и целости Богом врученной ему и наследственно перешедшей к нему русской исторической Верховной власти. Чем более он видел успех работы «зависти диаволи» в русском обществе и в увлекаемых им массах рабочего пролетариата, тем более становился он упорен в ограждении принятой на себя святыни русского народа и до конца своих дней, до конца своей агонии, зная глубоко свой народ по всему его историческому прошлому, твердо верил, что «это все временное; это все пройдет».

Рассматривая Императора Николая II как носителя и охранителя Божественности происхождения власти Русского государя, нельзя отделять его от его Жены, Императрицы Александры Федоровны. В браке Государя и Государыни вполне оправдались слова Христа: «так что они уже не двое, но одна плоть». Слияние их было действительно полным; верой в святость самодержавной власти и в Помазанничество Божье они горели оба с равной силой и с равным самоотвержением, но своей громадной волей и твердым характером Императрица Александра Федоровна дополняла в природе русского Царя то, чего недоставало в натуре Императора Николая Александровича. Как люди, они тяготились своей властью, своим державным положением, но как Царь и Царица России, унаследовав престол Русского государства и приняв самодержавную, Богом прославленную историческую власть русских Государей, они уверовали в истинность и в соответствие ее идеологии русского народа всею силою своих православных христианских сердец и недюжинных разумов. Слившись друг с другом «в одну плоть», они слились с русской идеей о Верховной власти в одну душу. Они глубоко исповедовали, что высшее право над русским народом, предоставляемое им самодержавною властью, заключается для них в высших обязанностях перед народом: «если только нужно для России, мы готовы жертвовать и жизнью, и всем», – говорила Императрица Александра Федоровна. И это были не слова…