Разве не переживает ныне Европа этого пророчества Достоевского 1880 года? Разве все эти Лондонские, Каннские, Генуэзские конференции не попытки единения в целях «спасения животишек»? Даже в отношении роли «жидов» в движении «четвертого сословия» не прав ли был великий пророк русского народа? И далее, разве уже не начала разбиваться волна именно о «наш берег»? Разве не чувствуется, что переживаемое ныне есть еще только начало для Европы? Разве уже не начали «рассыпавшиеся врознь» по всему миру господа доктринеры пытаться хвататься за «народные начала»?

Но как?

Умеренные бояре-западники, демократы-либералы вспомнили теперь о крестьянине-христианине, которому в 1917 году ими было предназначено место служить быдлом, козлом отпущения и пушечным мясом в парламентском строительстве России и красивым флагом-флером для прикрытия политических форм «народу нашему чуждых и воле его непригожих». А теперь?! – Все на крестьянина: для него будущая Россия, в нем таятся силы для возрождения страны, он свергнет большевистское иго…

Ну а кто ими будет править тогда? Вы, господа рассыпавшиеся доктринеры? Опять с вашими формами «народу нашему чуждыми и воле его непригожими»?

Бояре-западники – социалисты пошли теперь еще дальше, чем указанные выше их непримиримые враги бояре-западники – демократы-либералы: «если надо, чтобы для свержения большевизма Россия вернулась к монархии, пусть будет монархия, лишь бы вернуть ее за тот максимальный политический рубеж, через который перешагнули большевики». Прежде всего что это за рубеж? Всякий рубеж в политическом отношении есть ограничение, насилие над свободной волей, понятие, не соответствующее свободе мнения, совести и личности, проповедуемой самим социалистическим учением. Не служит ли это указанием на существование в самом учении какой-то… существенной неувязки, дисгармонии между идеями и их применением? Ну, а затем? Когда Россия вернется снова к монархизму? Вы, господа бояре-социалисты, откажетесь от новых попыток и экспериментов в насаждении в ней форм «народу нашему чуждых и воле его непригожих»?

Нет, не спасти России боярам-западникам – демократам с крестьянами, ни боярам-западникам – социалистам с монархией; не спасти России отдельным сословиям, классам и кастам; не спасти ее каким-либо политическим партиям. Россия не может быть ни пролетарской, ни крестьянской, ни рабочей, ни служилой, ни боярской. Россия может быть только – Россией Христа, Россией «всея земли». Надо прочувствовать это, познать это и поверить в это. Здесь нет ни монархистов, ни кадет, ни октябристов, ни трудовиков, ни социалистов; здесь нет ни классов, ни сословий, ни чиновников, ни генералов, ни офицеров, ни купцов, ни фабрикантов, ни рабочих, ни крестьян. Здесь только одно – национальная Россия с ее исторической нравственно-религиозной идеологией.

За эту-то Россию и боролись Державные Вожди Романовской династии. Боролись как умели, как Бог давал разума, и если грешили в умении, то в духе и идее были велики и святы.

В этой борьбе создалась для династии Романовых тяжелая, сложная историческая трагедия, которая в связи с временным ослаблением во «всея земле» горения идеи привела к смертельной агонии последней царствовавшей Августейшей Семьи.

27 февраля 1917 года началась агония Царской Семьи Императора Николая Александровича и 17 июля 1918 года она закончилась. Семнадцать долгих, тяжелых месяцев шла Царская Семья по тернистому и смрадному пути разложения могучего тела Державы Российской к голгофе Русского государства, не спуская со своих плеч величественного креста религиозно-нравственной идеологии русского народа. Там, близ Ганиной ямы, в районе урочища Четырех Братьев Коптяковского леса служители Антихриста руками русских людей водрузили сей крест России и распяли на нем православную веру, национальную, великую Русь и Державных блюстителей государственного единения русского народа.

Свершилось…

Великая трагедия Романовской династии претворилась в великую мистерию русского народа.

К Михаилу Федоровичу Романову никак нельзя применить определение, что он был «выборный Царь», так как те действия, которые имели место на Земском соборе 1613 года, совершенно не подходят к понятиям о выборах, устанавливаемых правилами и тенденциями современных «гражданских идей»[6]. Да и сама сущность дебатов, происходивших на заседаниях Земского собора, базировалась на почве, совершенно отличной от той, на которую ставятся вопросы в собраниях, представляющих учреждения для установки постановлений «гражданских идей». Насколько можно судить по дошедшим до нас документам современников, а не последующих толкователей и повествователей субъективного характера, дебаты на Земском соборе сосредоточивались не на вопросе «кого избрать», а на вопросе «кто может быть Царем на Руси соответственно тем идеологическим понятиям о власти, которые существовали в то время в русском народе “всея земли”». Понятия эти обнимали собой элементы двух порядков – нравственного и религиозного. К числу первых Земским собором были отнесены: первое – «Царем на Руси может быть только русский»; второе – «Царем может быть только родственник последней династии Ивана Калиты» и третье – Царем может быть только тот, на ком единогласно сосредоточатся желания «всея земли». Элементы второго порядка, в сущности, доминировавшие над всеми вышеустановленными, определяли Божественность взгляда народа на власть: «кого Бог даст», «кого Бог изберет». Земские люди 1613 года, собравшись на «обирание» Государя, предоставляли избрать Царя Господу Богу, ожидая проявления этого избрания в том, что о Своем Помазаннике Он вложит в сердца «всех человецех… едину мысль и утверждение».

С такою верою и с такими единодушными взглядами на Верховную власть России «февраля в 21 день», рассказывает акт Земского собора, «на сборное воскресение пришли в соборную церковь к Пречистой Богородицы честнаго и славнаго Ея Успения, к Митрополиту и ко всему освященному собору мы бояре, и окольничие, и чашники, и стольники, и стряпчие, и дворяне Московские, и приказные люди, и дворяне из городов, и дети боярские всех городов, и головы, и сотники, и атаманы, и казаки, и стрельцы, и гости, и черных слобод и всего Государства Московскаго всяких чинов люди, и с сущими младенцы, и молили Всемилостиваго Бога, и Пречистую Богоматерь, и великих Московских чудотворцев, с великим молением и воплем, чтоб Всемилостивый Бог дал нам на Владимерское и на Московское и на все государства Российскаго Царствия Государем Царем и Великим князем всеа Руси, от племени благовернаго и праведнаго Государя Царя и Великаго Князя Федора Ивановича всеа Русии племянника, Михаила Федоровича Романова-Юрьева».

Здесь, для последующего понимания Всевышним Промыслом определенной мистерии русского народа, весьма важны два, вполне твердо определенных, начала нравственно-религиозной идеологии: Божественность происхождения русской Верховной власти и ее родовая преемственность. Если не уклоняться в более отдаленные эпохи зарождения указанных начал идеологии русского народа, а ограничиться хотя бы эпохой Иоанна III, завершившего объединение Московского Царства и являвшегося вполне определенным носителем идеи Помазанничества Божьего, то следует учесть, что более 500 лет русский народ воспитывался, жил и рос именно в таких понятиях на Верховную власть, совершенно независимо от того, какое название эта власть носила: Великого князя, Царя, Самодержца или Императора. Для него она была всегда и прежде всего от Бога и, как таковая, могла быть только единоличной и абсолютной, а с точки зрения преемственности Помазанничества – родовой наследственной. Божественность власти Верховного Вождя, преступность посягательства на нее настолько впитались в плоть и в кровь народа, что даже по отношению к Василию Ивановичу Шуйскому, случайному Царю Смутной эпохи, поставленному в цари только определенной групой приверженцев, земские люди 1613 года относятся с должным уважением и свержение его признают «общим земским грехом, по зависти диавола».