Еще меня поразила ее нежность к детям… Мы ужинали, а мой сын был тогда совсем маленьким, меньше Джона. Джеки воскликнула: «А можно мне взглянуть?!» Я сказала, что он уже спит. Мы пошли в детскую, Джеки присела рядом с кроваткой и ласково погладила малыша по головке. Без всякого притворства.

В Греции, особенно на Скорпиосе, Джеки наконец обрела свободу быть собой. Она не перестала быть публичной персоной и прекрасно отдавала себе в этом отчет, но очень старалась с головой погрузиться в новую греческую жизнь и в роль настоящей греческой жены. Начала учить греческий и настояла, чтобы Джон и Каролина тоже его изучали. Антиквар Костас Харитакис, у которого Джеки постоянно покупала старинные серебряные украшения, научил ее танцевать сиртаки. Она штудировала историю Греции и часами обсуждала греческую литературу с одним из ближайших друзей Онассиса, профессором Яннисом Георгакисом, который подбирал для нее нужные книги. С новой подругой, Ники Гуландрис, директором Музея естественной истории, Джеки посещала музеи и исторические достопримечательности, покупала античные безделушки в старых Афинах. Ее познания в греческой археологии весьма впечатлили Роберта Паундера, профессора классической филологии из Вассара. Лет двадцать спустя, встретившись с Джеки на вечеринке у Шлезингеров, он был поражен, «как много она знала о Греции, современной и древней. Мы обсуждали раскопки на Самофраки, она держала в памяти и рельеф местности, и раскопки…».

Джеки радовалась подаркам, которыми щедро осыпал ее Онассис: бриллиантовые браслеты, спрятанные на столе в салфетке, любовные записки с приглашением на ужин, танго ночью у бассейна. Она не догадывалась, что многие украшения были изначально подарены Каллас, но та забыла их в сейфе, когда спешно покидала яхту. Гор Видал помнит разговор, который состоялся у него с Каллас в Риме вскоре после свадьбы Джеки и Онассиса: «Она тогда собиралась играть Медею. Пазолини был рядом, но она говорила только о Джеки. Причем с насмешкой. Особенно об украшениях, которые Джеки получила в подарок: “Я знаю эти побрякушки, ерундовые, посредственные вещицы, кроме рубиновых сережек. Я их хорошо помню, чуть было не приняла их, только они мне не годились. – И добавила: – Но она-то разницы не заметит, верно?”»

В первые месяцы после свадьбы Джеки в основном занималась устройством дома на Скорпиосе. Один из помогавших ей греческих друзей писал: «Скорпиос – очень красивый остров с пышной зеленью, просто идиллия. Настоящий ионический остров, не похожий на эгейские. Там был старый дом, построенный в начале девятнадцатого века, несколько заброшенный. Ари построил себе новый дом на вершине холма, но редко там появлялся, так как в основном пропадал на “Кристине”… И Джеки решила сделать старый дом своим, вдохнуть в него новую жизнь». Она наняла нескольких дизайнеров, в том числе своего старого знакомого Билли Болдуина, чьи работы Онассис явно считал слишком уж нью-йоркскими для греческого острова, блестящего миланского дизайнера Ренцо Монджардино, отделывавшего загородный дом Ли, Тервила Грейнджа и Пола Ленарда, дизайнера Рейчел Меллон, который, как он выразился, помогал «причесать» остров. Джеки постоянно меняла убранство, переставляла мебель, как в свое время в Джорджтауне. Она разбила сады вокруг дома и занялась ландшафтом самого острова, периодически объезжая свои владения на красном джипе, чтобы проверить, как продвигаются работы.

Кое-кто из работников противился переменам на острове, упрекая Джеки, что она хочет уничтожить следы прошлой жизни своего мужа. Один из садовников не захотел выкапывать камни: «Вы только посмотрите на них. Я помню тот день, когда по ним ступал Уинстон Черчилль. А теперь я должен выкинуть их в океан? Что же, для миссис Джеки они нехороши? Ей все нехорошо. Вскоре и мистер Онассис перестанет ее устраивать». Те работники, что приняли новую жену хозяина в штыки, были уволены или ушли сами, но в основном греческий персонал любил ее, поскольку она относилась к ним с уважением, к чему они не привыкли.

Онассис же с готовностью оплачивал крупные счета за импортную мебель и антиквариат, но не допускал жену до «Кристины», которую полагал своей территорией. Он предпочитал есть и спать на яхте, а не на острове.

Джеки действительно получала больше удовольствия от простоты своего дома, чем от роскоши яхты, по ее мнению слегка вульгарной. Особенно ей не нравились барные стулья, обтянутые кожей с китовой мошонки (и сальные шуточки Онассиса, который обожал спрашивать женщин, как им сидится на самых больших яйцах в мире). Когда она предложила перетянуть их, то вызвала бурное негодование и отступила, не желая идти на конфликт. Артемида предупредила, что брат дорожит каждым предметом на «Кристине», поскольку все выбирал сам, а потому от критики лучше воздержаться. И Джеки научилась мирно сосуществовать с мраморными балюстрадами, камином из ляпис-лазури, муралями Верте «Четыре времени года», изображавшими Тину, Александра и Кристину, двумя полотнами Эль Греко и нефритовым Буддой. Главный бар, где стояли пресловутые стулья, украшали сцены из «Одиссеи». На яхте была комната отдыха, увешанная коврами на сказочные сюжеты, лазарет, кинотеатр, бассейн, украшенный мозаикой, с подъемным полом, что позволяло при желании превратить его в танцзал, девять гостевых кают, названных в честь греческих островов, каждая с собственной ванной, отделанной мрамором и золотом. Хозяин занимал четыре каюты на спардеке. Онассис и Джеки спали в главной спальне, ванна там была из голубого мрамора, а стены ванной украшали копия кносской мозаики и старинные венецианские зеркала. На яхте служили два шеф-повара, один специализировался на греческой кухне, другой – на французской. Меню всегда выбирал сам Онассис, поскольку «Кристина» была его королевством, которым он управлял, сидя у бассейна с сигарой во рту и рюмкой узо в руке. Отсюда, с яхты, он мог позвонить в любую точку мира.

Джеки чувствовала себя до странности неприкаянной, ведь Онассис часто оставлял ее одну на Скорпиосе, а сам улетал по делам в Монте-Карло или в Париж, где совмещал приятное с полезным и встречался с Марией. Временами она проводила день-другой с Артемидой. Кроме Артемиды, Ники Гуландрис, профессора Георгакиса и его дочери Хлои у нее было не много греческих друзей. Один из них вспоминал: «У Джеки не было в Греции настоящей жизни и широкого круга общения, поэтому она, конечно, занялась тем, что вызывало у нее интерес, – осматривала древние памятники, ходила по музеям, изучала археологию и искусство. Афинская “светская жизнь” ее не волновала, и разве можно винить ее за это? Онассис в основном общался с деловыми партнерами и в светской жизни тоже не участвовал. Делал дела, вечером иной раз расслаблялся… До этой женитьбы Аристо много лет жил с Марией Каллас, и у них с Марией был свой круг друзей, к примеру Коста Грацос, старый друг Ари, с которым Мария тоже подружилась. И они любили жить на яхте. Понимаете, после женитьбы на Джеки ситуация изменилась. Шумных вечеринок не было, только Аристо, Джеки да я, все тихо-спокойно. Безмятежные дни. Мы читали, купались, ходили на Корфу подобрать что-нибудь для дома. Мне казалось, самое лучшее занятие – посмотреть то, что безвозвратно исчезает. И я возил Джеки в Аттику и на острова – Родос, Линдос, где еще есть древние храмы, Патмос, иногда навещали друзей, например Тедди Миллингтона-Дрейка».

У художника Тедди Миллингтона-Дрейка и его друга, дизайнера Джона Стефанидиса, был на Патмосе дом, который часто снимали для модных журналов по дизайну. Джеки и Ли, которая приехала погостить к сестре, очень хотели посмотреть дом и получили приглашение на обед. Визит несколько подпортило то, что вертолет Джеки прилетел с опозданием, из-за сильного встречного ветра; к тому времени гости Тедди уже все съели и выпили. Один из компании Джеки воспоминал: «Когда мы прибыли, все там уже напились до чертиков». Стараясь уберечь личную жизнь Джеки от посягательств, Тедди запер всех служанок в доме, чтобы они не проболтались в деревне. Джеки и Ли поднялись к заброшенному монастырю, и тут, как назло, причалил круизный теплоход, битком набитый американскими туристами, которые конечно же узнали Джеки, принялись орать и фотографировать.