Как Эйо.

Кто-то подошел, попытался к ней прикоснуться, и Оден зарычал.

Говорили. Просили. Требовали.

Хотели убедиться, что она умрет… ложь. Куда ни глянь, всюду ложь. Туманы давно проникли на земли Камня и Железа. Но если так, то…

…она обещала откликнуться на зов.

И Оден позвал, страшась одного: не успеть.

По голосу его мир перевернулся. Он узнал место. Серая равнина, края которой подымаются, словно Оден попал на дно гигантской чаши. Небо в выбоинах. Солнце и то блеклое, поистаскавшееся.

— Ты где? — Здесь он снова стал человеком. И сейчас оглядывался, страшась одного: не пришла.

Посмеялась.

Поманила надеждой и…

— Смотря на что ты надеешься, — сказала королева Мэб. И травы легли под ноги ее, сплелись серым ковром. — Ты все-таки ее потерял.

— Да.

На руках кровь, которая в мире туманов ярка, будто не кровь, а виноградный сок. И пахнет также…

— Мы дети лозы, — улыбнулась королева. — Чего ты хочешь?

— Спаси ее. Ты… ты можешь спасти ее?

Молчит.

— Ты говорила, что живешь в каждом из своих детей. Дай ей силы. Она выживет. Просто дай ей силы.

Очи королевы по-прежнему мертвы. Изумруды. А кожа — мрамор. И губы, выточенные из граната. Алые капли рубинов на щеке, будто родинки…

Нефритовые чехлы для ногтей. Или уже когти? Острые, Оден помнит.

— Да, — наконец отвечает королева. — Я могу. И ты знаешь цену.

Знает.

— Я согласен.

— Вот так просто? — Она смотрит снизу вверх и улыбается.

Всегда улыбается, а глаза все равно мертвые.

— Да.

— Зачем, Оден? Ты же мечтал вернуться домой. И ты вернулся. Ты хотел избавиться от моей метки, и у тебя это вышло. Ты желал получить живое железо, и родовая жила откликнулась на твой зов.

— Спаси ее.

— Подумай хорошенько. — Она оказывается рядом и кладет руку на грудь. Холод, исходящий от королевы, куда сильней того, что Оден испытывал прежде. — Ты вновь силен. И свободен. Даже совесть твоя чиста, ведь ты действительно не знал…

Рука сжималась, и острые когти — все-таки когти, тонкие каменные пластины — впивались в кожу.

— Ты и дальше можешь служить королю… или сам стать королем.

Из ран на груди сочилась кровь, на сей раз пахла она кровью, а не виноградом.

— Он надорвался, воюя со мной… — Королева положила голову на плечо. От темных волос ее тянуло плесенью. — Оправится еще не скоро… а за тобой пойдут… новая династия… род, который будет силен, как никогда прежде. И сотни, если не тысячи девчонок… на твой выбор.

— Мне нужна одна.

— Вот и выберешь. — Наклонившись, королева провела языком по коже, слизывая кровь.

— Я уже выбрал.

— Упрямый… быстрой смерти не будет. Ты ведь помнишь, что такое темнота? Она длится и длится… боль, такая разная… сколько оттенков, Оден?

— Не считал.

— Сосчитаешь. — Когти почти коснулись сердца. — Я ведь не заберу тебя сразу… ночь… и вторая… потом, быть может, отпущу ненадолго. И снова вернусь. Или верну… они там решат, что ты сходишь с ума. Лечить попробуют… но мы-то будем знать, насколько это бесполезная затея. Твой брат взбесится от бессилия… и возненавидит тебя. Себя тоже. Будет считать виноватым. Он и вправду виновен, тебе ли не знать? Возможно, ты даже получишь удовольствие, наблюдая, как он мучается… совесть — хороший палач.

Оден не искал мести.

— Я дам вам время… столько времени, чтобы отравить его жизнь. И когда ты все-таки умрешь, твой брат вздохнет с немалым облегчением. Король же будет просто счастлив, избавившись от такого соперника…

— Она совсем на тебя не похожа…

Черты лица — такая мелочь.

Да и они теперь казались иными.

— Эта девочка? Кстати, она ведь сделала тебе подарок, дорогой подарок, и думаешь, ей понравится, как ты с ним обошелся?

Ему нечего сказать.

— Она ведь тоже уйдет. Не выдержит твоего безумия. Будет пытаться спасти, но… кто она против меня?

Пусть уходит. Лишь бы жила. А когти королевы впились в сердце, приказав тому остановиться.

— Поэтому подумай хорошо, Оден из рода Красного Золота. Действительно ли ты готов заплатить подобную цену?

— Да.

— Почему?

Королева отступила.

— Потому что… у меня была невеста.

…самая прекрасная девушка в мире.

И тем странней видеть жалость в зеленых глазах Мэб.

— Другие говорили о ненависти… проклинали… умоляли, а поняв, что мольбы не действуют, снова проклинали. Сходили с ума. Но безумие их было преисполнено злобы. А ты, дойдя до края, зацепился за сказку. Как такое возможно?

Оден не знал.

Просто получилось.

— Ты говорил о своей невесте с таким жаром, что я начинала верить, будто она существует.

Существует. У нее зеленые глаза, а волосы светлые, с рыжиной, на солнце они выгорают добела. Длинный нос от альва-отца и родинки — материно наследство. Она тонкая и гибкая. А спросонья ворчит. И еще пятки высовывает из-под одеяла, потому что под одеялом пяткам жарко.

— Ты сам себе создал сказку. И она ожила. — Когти королевы разжались. — Такое случается…

Кровь сыпалась на серое полотнище трав и прорастала.

Зеленые лозы.

И черные тернии.

— Уходи, Оден из рода Красного Золота.

— Эйо…

— Тело будет жить, а вот захочет ли вернуться душа, я не знаю… зови.

Мэб отступила, и лозы потянулись следом за ней.

— Зови так, чтобы услышала. Если ты ей нужен, она найдет дорогу.

Мягкие иглы терний ластились к босым ее ногам.

— И прощай…

— Погоди!

Косы королевы расплелись, и хрупкие побеги вскарабкались по прядям.

— До чего же ты непонятливый. Ты мне не нужен. У тебя невеста есть. — Она рассмеялась, и ветер украл ее смех. — Иди к ней…

— Почему?

— Почему? — переспросила Мэб, и в зеленых глазах вспыхнули искры. — Может, я не желаю портить себе сказку… может, я надеюсь, что вы с королем все же перервете друг другу глотки… а может, мне просто приятно будет жить, зная, чем ты мне обязан. Ты ненавидишь меня. И ты мне должен. Разве это не весело?

Оден отступил.

— А может… может, мне интересно узнать, что породит лоза, проросшая сквозь камень.