— Бедная тетя, — вслух произнесла Джессика, с сожалением качая головой. — Она даже не знала, сколько злобы может быть в иных людях. Я уверена, что она сделала бы все, что в ее силах, лишь бы я не пострадала.

В кустах рядом с ней раздался громкий шорох, и в круг света вступил Карлос, прижимавший к бедру автоматическую винтовку. Следом за ним из темноты возникла монументальная фигура Пепе. Он тоже был вооружен, а его широкую грудь пересекали крест-накрест две ленты патронов. Судя по всему, эти двое и составляли тот отряд, о котором упоминал Рафаэль несколько минут назад.

— Если мне не изменяет память, — заметил Карлос с самым невинным видом, — в Луизиане недавно восстановили смертную казнь в качестве наказания за убийство.

— А судья нашего округа — старинный друг моего деда, — поддакнула Джессика. — И если дело не дойдет до электрического стула, то процесс будет таким долгим и дорогостоящим, что «Гольфстрим Эйр» в конце концов разорится, даже если его таинственные покровители возьмутся оплачивать издержки. В чем я лично сомневаюсь…

И она пожала плечами.

Холивелл дернулся, словно собираясь вскочить, но пистолет в руке Рафаэля лишь еще сильнее вдавился ему в щеку. От бессильной злобы Холивелл разразился изощренной бранью.

Рафаэль терпел этот поток красноречия всего несколько секунд. Потом, обернувшись через плечо, он спросил у Ника:

— Эй, остался еще пластырь?

Ник рассмеялся.

— Сколько угодно. Я сейчас достану, если кто-нибудь наконец развяжет мне руки.

Похороны Зои были скромными. На церемонии присутствовали только самые близкие родственники да несколько старых друзей семьи. Несмотря на это, прощание вышло вполне пристойным, хотя и достаточно коротким. Последнее было как нельзя кстати, ибо Джессика никак не могла отделаться от угнетавших ее мрачных мыслей.

Что выиграла Зоя от своего коварства? — размышляла Джессика. К чему привела ее необузданная материнская любовь, изуродованная завистью, злобой, ревностью? Сырая земля, увядшие цветы и вечный сон — вот и все, что получила Зоя в награду. Не лучше ли было забыть о своих амбициях, о своем честолюбии и попытаться найти в любви радость? Джессика понимала, что это, наверное, очень нелегко — все равно что начать жизнь заново, — но все же ей казалось, что это было бы проще, чем до смерти терзать себя унизительными воспоминаниями.

Нет, прошлое нужно человеку для того, чтобы, оглядываясь на совершенные ошибки, строить для себя лучшее, счастливое будущее. По крайней мере тогда все хорошее, доброе, что случается с человеком в жизни, не будет источено червем сожалений. Печальная судьба Зои могла послужить предостережением для самой Джессики. Во всяком случае, она твердо решила, что должна извлечь урок из всего, что случилось с ее теткой и с ней самой.

Как и во время похорон Клода Фрейзера, Рафаэль задержался, чтобы присутствовать на службе. Он ничего не объяснил, да и Джессика ни о чем его не спрашивала. Она не сомневалась, что очень скоро он вернется к себе в далекую Бразилию, и ей оставалось только радоваться, что он пока находится рядом с ней. Раз или два Джессика задумалась о том, чтобы попросить его остаться — хотя бы для того, чтобы проследить за ходом объединения компаний и на несколько дней освободить Кейла от рутины, — но она сдержала себя. Рафаэль мог согласиться просто из вежливости, а ей это было бы слишком тяжело выносить.

На следующий день после похорон Кейл вернулся в Новый Орлеан. С ним отправился и Ник, во-первых, потому, что его пикап остался в городе, а во-вторых, потому, что ему не хотелось отпускать Кейла одного. Джессика подумала, что так будет лучше: по дороге Ник и Кейл могли о многом переговорить, ведь они как-никак были кузенами, объединенными к тому же общим интересом к морскому бизнесу. В детстве и в юности они неплохо ладили между собой, и уж тем более они должны были поладить сейчас, став неожиданно близкими родственниками и партнерами.

Отъезд Кейла и Ника послужил сигналом для всех остальных. Первыми покинули «Мимозу» друзья Зои, и Джессика подумала, что она, наверное, никогда больше их не увидит. Потом Арлетта, которая все утро была занята тем, что рылась в шкафах, отбирая ненужные вещи для благотворительной раздачи в церкви, стала укладывать в машину вещи, которые она решила взять себе. Разговорчивый Карлос и молчаливый Пепе помогали ей, а когда работа была закончена, ушли к самолету, чтобы проверить его перед обратной дорогой. Рафаэль уединился в кабинете Клода Фрейзера, чтобы сделать несколько телефонных звонков. В частности, он позвонил в Лейк-Чарльз, чтобы вызвать оттуда заправщик с топливом для самолета, из чего Джессика заключила, что Рафаэль решил отправиться в Рио прямо сейчас, не залетая в Новый Орлеан.

Джессика знала, что и ей пора собираться. К счастью, ей вовремя пришло на ум, что она все равно не может никуда уехать, пока Рафаэль остается в усадьбе — в конце концов, она была здесь хозяйкой. К тому же небольшая отсрочка должна была помочь ей успокоиться и привести в порядок мысли.

Видя ее состояние, Арлетта предложила дочери осмотреть дом и выбрать какие-то вещицы, безделушки, которые ей хотелось бы оставить себе на память. Джессика честно пыталась последовать доброму совету, но у нее ничего не вышло — мысли ее блуждали, и ей никак не удавалось сосредоточиться. В конце концов Джессика решила, что, заняться этим можно будет потом, тем более что о продаже «Мимозы» не могло быть и речи. Она уже знала, что старая усадьба станет отныне убежищем для любого из Фрейзеров, которому понадобится надежный тихий порт, чтобы переждать бурю. Словно перелетные птицы осенью, кто-нибудь из них обязательно будет возвращаться в свое родовое гнездо на болотах.

Выйдя из усадьбы, Джессика медленно спустилась по ступеням крыльца и вышла на лужайку за домом. Сразу за ней начиналась тропа, ведущая к болоту, в самом конце которой стояла беседка, выстроенная на месте старой купальни. Никакого практического значения она больше не имела, просто здесь было приятно посидеть в жару. Из беседки открывался очень живописный вид на болотистую низину, и Джессика машинально повернула в ту сторону.

Косые лучи солнца вызолотили сочные стебли травы с торчащими из нее пучками осоки, сверкавшей словно острые клинки. Кланяясь ветру, налетавшему с залива, сухо шуршал шпажник; над ним носились стайки краснокрылых дроздов, то и дело присаживавшихся на сгибающиеся под их тяжестью тростинки. Йодистый аромат моря смешивался здесь с влажным воздухом болот, полным метановых испарений, запахов плодородного краснозема и пышной растительности. Лягушки в лужах и насекомые в зарослях возле тропы завели свои весенние песни, прерывая их лишь тогда, когда Джессика подходила слишком близко. На сыром лугу, у самого края топи, паслось небольшое стадо коров, между которыми, важно поднимая ноги, расхаживали белые цапли, изредка тяжело взлетавшие, чтобы взгромоздиться на костлявый хребет той или иной коровы. Животные не реагировали — им было все равно. Чуть дальше, на открытой воде, плавали и ныряли серые пеликаны, охотясь за рыбой и прочими обитателями болота. Закатное солнце играло на рябящей воде, и оперение голенастых колпиц, опустившихся на отмель неподалеку от шумного пеликаньего общества, отливало розовым и красным.