– Брось, Серега! Мы одной веревочкой повязаны. Куда мне без тебя? Найдем мы свое место, надо лишь вылезти наружу…

– Из могилы?

– Из болота. Нормальная планета, просто незащищенная. Такие, как мы, нападаем на нее и калечим. А лежачего не бьют.

– Как мы убедились, бьют и даже убивают. Прости, но мне пора.

Садись перед зеркалом и читай жизнь вслух. Многое поймешь.

– Постой, Сергей. Ты делаешь ошибку! Ты же знаешь, что проиграешь. Силы не равны.

– Проигрыш – это не смерть, а жизнь – это не победа. Никто не может сказать точно, почему он делает именно так, а не иначе. Не потому, что только он один знает истину, а потому, что ее никто не знает. Я умру сегодня, ты завтра, Рыжая умерла вчера. Здесь нет закономерности и глупо искать ответы на эти вопросы. Их нет. Один старый сыщик, который все еще ищет нас, верит в то, что скоро поймает и совершится справедливость на земле. Он убежден, что живет не зря. Очевидно, он прав. Наступят времена, и такие, как он, победят. Их много. Но нам не повезло. Нам попадались в жизни Ефимовы, а не Сычевы.

Следователь Сычев похож на взрослого ребенка. Он все еще верит только в хорошее… Извини за проповедь, Чиж. Брось свой карабин – это не самое лучшее, что есть на свете. Ты прав. Я не могу быть твоим поводырем, я слепец. Такой же одержимый, как Рыжая. Наш конец закономерен. Ты еще не заражен этой бациллой, и в этом твое счастье. Удачи тебе, паломник. Твой путь еще не окончен.

Белый перекинул сумку через плечо и направился к выходу;

Чиж стоял, опустив руки. Он походил на обиженного ребенка, которого оставили одного в доме в день его рождения.

Когда хлопнула дверь, он подошел к окну и, прильнув к холодному стеклу, долго смотрел, как одинокая сутуловатая фигура уходила в ночь, растворяясь в темноте.

* * *

Звонок раздался ночью. Ефимов вздрогнул и проснулся. Спал он очень чутко и беспокойно, а когда просыпался, чувствовал себя усталым и разбитым.

Жизнь превращалась в бесконечный кошмар, сны перемежались с явью, и он не чувствовал границы. Он перестал встречаться с друзьями, шарахался от собственной жены, смотрел на мир с ненавистью и ничего не мог изменить.

Ефимов схватил трубку и прорычал:

– Кто здесь? Какого черта?

– Слушай меня внимательно, Гриша. Напиши заявление на отпуск и перешли его почтой в секретариат. Пусть будет так, будто тебе срочно нужно уехать. Друг в беде, родственник заболел. Это не принципиально. Ты меня понял?

Ефимов узнал голос генерала Боровского. Он протянул руку к настольной лампе и включил свет. Стрелки часов приближались к пяти утра.

– Что, совсем дело плохо?

– Тобой занимается прокуратура. Они послали уведомление министру с просьбой отстранить тебя от работы. Думаю, последует серия обысков. Дом, райотдел, дача. Где твой пистолет?

Ефимов судорожно сунул руку под подушку и нащупал холодную сталь «Макарова».

– Обыск меня не пугает. Пусть ищут.

– Уезжай. Сегодня же уезжай. Пришлешь мне весточку до востребования, как устроился, и адресок, где тебя найти. Все твои места остаются за тобой. Нужно переждать суматоху.

– Понял.

Ефимов положил трубку, взял папиросу и прикурил. Минут пять он сидел на кровати и не двигался, глядя куда-то в темный угол комнаты. Загасив окурок, он закурил новую папиросу и отправился в кухню. В холодильнике стояло несколько бутылок водки. Ефимов открыл одну из них и сделал несколько глотков прямо из горлышка.

– Нашли салажонка! Думают меня так просто взять?! Говнюки! Не на того нарвались, скоты!

Ефимов встал у окна и продолжал ворчать, глядя в пустоту ночи.

* * *

Когда раздался второй звонок, уже рассвело. Белый шел по пустынной темной улице. Он не торопился, не озирался и ни о чем не думал. Сегодня пришел тот самый день, когда все вопросы уже решены. Осталось только выполнить задуманное.

Тихий бульварчик справа, мелкие домишки слева, прямая улица и один престижный двадцатиэтажный дом в глубине парка. Он взглянул на часы. Три минуты девятого. Белый поправил на плече тяжелую спортивную сумку и, подойдя к застекленной двери подъезда, постучал.

Через минуту выглянула лифтерша. Увидев Белого, она улыбнулась и нажала кнопку. Замок сработал, и дверь открылась.

– Привет, тетя Шур.

– Ну вот, бедолага. Ни свет ни заря, а он уже на работе.

– Слушай анекдот, тетя Шур…

– Ой, хватит. У меня вчера от твоих анекдотов весь вечер живот болел.

Полная пожилая женщина в дубленой безрукавке направилась в холл, где стоял стол, а на нем горела лампа. Идеальная чистота, цветы, ковровая дорожка вела к лифту, а на стенах висели бронзовые канделябры.

– И сколько ты еще будешь мерзнуть на крыше? Не лето, чай. Вон какой ветрина гуляет.

– Так твои жильцы, тетя Шур, меня с дерьмом сожрут, если у них антенна дурака валять будет. Сегодня должен закончить.

– Второй день копошишься.

– Я бригадира себе в помощь вызвал. Пусть всю ответственность на себя берет. Одному мне с такой дрыной не сладить. Он, конечно, в такую рань не придет, а минут через сорок объявится. Ты уж его впусти.

– А у него что, на лбу написано, что он бригадир?

– Солидный мужик, седой, лет пятьдесят. Шебутной малость. Гришей зовут. Увидишь, поймешь.

Белый подмигнул женщине и направился к лифту, насвистывая «А я иду, шагаю по Москве».

Чердачная дверь запиралась на навесной замок, от которого у Белого имелся ключ. Тот, что висел здесь раньше, был перепилен ножовкой и выброшен.

Белый вышел на плоскую, покрытую гудроном мокрую крышу. На высоте двадцать первого этажа гулял сильный ветряк. В соответствии с этим он определил свое место. Ветер должен дуть ему в спину. Он подошел к железному парапету у края и обошел дом по всей длине. Слабый туман, мелкие светло-зеленые липкие листочки, серая земля. Но улица и подход к дому просматривались хорошо.

По центру крыши стояла крепкая кирпичная будка с вентиляционными отдушинами. Белый подошел к ней и присел на корточки, прячась от ветра. На шее под курткой у него висел бинокль, в кармане лежал телефон сотовой связи. Он достал трубку, набрал нужный номер и прижал ее к уху.

После водки Ефимов уже не вздрагивал от звонков. Он не хотел снимать трубку, но телефон не умолкал. Сейчас эта трескотня разбудит жену, а ему совсем не хотелось ее видеть. Подполковник схватился за аппарат и едва не уронил его на пол.

– Ефимов слушает.

– Хорошо, что еще слушаешь. – В трубке раздался хриплый звук, похожий на смешок. – Привет, крестный. А я тебе деньги принес! Помнишь о добыче Хряща?

– Белый? Ты где, гаденыш?