— Закрой пасть! — прикрикнул я на него. — Иначе я прямо сейчас наплюю на все твои сраные секреты, и выбирайся отсюда, как можешь!

После маленькой паузы, вызванной тем, что ему пришлось переводить мои не слишком цензурные эмоции на более понятный ему английский, он поднял залитое потом лицо и ответил совсем не так, как я ожидал.

— Вы совсем не имеете сердца, — сказал он с явным укором.

— Война, приятель! — немедленно отпарировал я. — Ты тоже бомбил вьетнамцев, не спрашивая у них разрешения.

— Я никого не бомбил, — тут же принялся защищаться американец.

— А что же ты тогда здесь делаешь? — картинно развел я руками. — Может быть, птичек изучаешь?

— Но я действительно не бомбил, — продолжал упорствовать Юджин. — Я служил по контракту обычным радистом!

— Радистом?! — мгновенно насторожился я. — И эти… устройства, — подобрал я наконец подходящее слово, — что в сумке, из области твоей работы?

— Ну конечно же, — торопливо согласился он, больше занятый тем, как бы преодолеть очередной завал, нежели анализом направленности моих вопросов. — Я даже и не военный, на самом-то деле, — продолжил он. — И самолет, на котором я работал (он даже подчеркнул голосом слово «работал», а не «служил»), он тоже как бы и не военный. В основном он использовался для обеспечения каналов военной связи и… — тут он запнулся, видимо поняв, что сболтнул лишнее, — и других вопросов.

— Говорят, что ваши самолеты используют какие-то позывные, — как можно более небрежно произнес я, — это для чего делается?

— Все самолеты используют такие позывные, — «просветил» меня он меня, совершенно не подозревая о моих познаниях в данной области. — Во всем мире принята подобная практика. Так удобнее, не какой-то безликий номер используешь, а легко запоминающееся имя или просто слово.

— А у тебя какой позывной был в последний раз? — как можно более равнодушно произнес я.

— Otto-50, — совершенно невозмутимо ответил он.

Я, услышав позывной разведчика, за которым мы так гонялись, чуть ли не завопил от восторга. Вот это удача из удач! Выходит, рядом со мной все это время находился радист именно с того командного пункта, который охотился за нами и за которым, в свою очередь, охотились мы. И не просто какой-то там радист, а именно тот, который, вероятнее всего, отвечал за связь воздушного шпиона с верховным командованием. Хоть он и был, по его заявлению, сугубо гражданским человеком, но все же перед прыжком с парашютом не забыл изъять секретные блоки из аппаратуры дальней связи. И, может быть, в той серой, намявшей мне бока сумке лежит и шифратор линейного кода!!!

Видимо, заметив непонятные изменения на моем лице, Юджин с тревогой посмотрел на меня.

— С вами все в порядке? — поинтересовался он.

— Устал очень, — постарался направить я его мысли в нужном направлении. — Еле на ногах держусь. Придется нам немного отдохнуть.

— Да, да, — с готовностью закивал радист, — идти с таким грузом, как у вас, должно быть, очень тяжело.

Сказал он это с такой искренностью, что я даже удивился. Чего это он, собственно, так обо мне переживает? Но через мгновение сообразил, что я по-прежнему жизненно необходим американцу, как единственный человек, который может вывести его хоть к какой-нибудь цивилизации. И если пойманные вьетнамцами военные пилоты со сбитых самолетов и вертолетов имели мало шансов дожить до перемирия, то он, как человек гражданский, сможет апеллировать потом к Красному Кресту или другой подобной международной организации.

* * *

Привал мы устроили, едва миновали полосу самых густых и непроходимых зарослей. Пристроив Лау Линь в тени и на относительно ровном месте, я буквально рухнул около разбитых о корни деревьев носилок. Я знал, что должен был найти нам хоть какое-то пропитание, раздать лекарства и непременно отыскать воду, но не был способен пошевелить и пальцем. Не было сил даже на то, чтобы достать из кармана очередную порцию глюкозы. Я лежал ничком, безвольно уткнувшись лицом в траву, и какие-то шустрые жучки уже начали осваивать мое небритое лицо. Трудно было приподнять не только голову, но даже палец. Казалось, я потратил не только все физические силы, но даже и те резервы организма, которые всегда остаются про запас. Даже сглотнуть вытекающую изо рта слюну и то было неимоверно трудно. И тут я ощутил на своем затылке легкую ладошку Лау Линь. Она даже и не гладила меня, а просто держала руку на голове, словно передавая неосязаемую жизненную энергию. И через пять минут я смог поднять эту свою черепушку каменной тяжести. А еще через пять перевернуться на бок, поднять глаза и поймать взгляд нашей медсестрички.

— Как ты? — тревожным голосом спросил я, увидев ее осунувшееся лицо и побледневшую кожу.

— Главное, как ты? — спросила она. — Мы ведь от тебя зависим. Хватит ли у тебя сил идти дальше. А нет…

— Конечно же хватит, — поспешил я вселить в нее уверенность. — Вот только покушать бы чего… Наверняка здесь много всего растет, — обвел я кроны ближайших деревьев плотоядным взглядом, — вот только знать бы, что срывать.

— А ты срывай все, что попадется, — тут же предложила она, — я потом разберусь.

На сбор дикоросов и их примитивную кулинарную обработку ушло не меньше трех часов, но и результат был вполне обнадеживающим. Впервые за три дня мы досыта набили животы печеными плодами, хоть и пресными на вкус, но довольно питательными. До заката оставалось еще часа три, и по идее, можно было преодолеть еще какое-то расстояние, но при одной мысли, что предстоит вновь впрягаться в волокушу, меня бросало в дрожь. Заметив это, Лау Линь поспешно заявила, что очень устала и просит передохнуть до утра. Конечно, организация ночлега тоже требовала определенных усилий, но это было совсем не то, что мне пришлось бы затрачивать при движении. Дело даже не-в том, что я был совершенно вымотан. Срочно требовалось сделать две совершенно безотлагательные вещи, от которых не в меньшей степени зависели наши жизни: отыскать воду, поменять раненым повязки и накормить их имеющимися в наличии лекарствами. Вода была важнее всего, ибо без нее невозможно было даже запить порошки и таблетки. Кряхтя и постанывая, я поднялся на ноги и, подхватив пустую флягу, к счастью сохранившуюся у Лау Линь, двинулся по лесу. Ориентировался я по компасу, считал вслух шаги и поэтому особо не боялся заблудиться. Благо растений, содержащих в своей сердцевине один-два глотка воды, попадалось на пути достаточно. Чисто механически сливая драгоценные капли во флягу, я невольно задумался над непостижимыми хитросплетениями человеческих судеб.

Вот ведь дурацкая ситуация, возможно, мне придется из двух находящихся на моем попечении жизней выбирать одну. Если на плантации никого не будет, хочешь не хочешь, а придется делать такой выбор. Юджин с каждым часом чувствует себя все хуже. Не ровен час, завтра его придется тащить на себе. А я вряд ли потяну обоих. Десяток таблеток глюкозы слишком мало даже для одного меня, не то что для троих взрослых людей. Сам еле держусь на ногах, а еще двоих на себе тащить. Да и удастся ли мне отыскать ту плантацию?