магией и скорбью.

Но город сделал это с ним.

Все превратили его в монстра, но боялись его, когда его нельзя было сдержать.

Солнце нырнуло в океан, разбрызгивая свои краски по водам. Налетел холодный ветер, и я отступила на шаг от края, повернулась, чтобы вернуться в дом. Мои глаза были тяжелыми, но я никак не могла больше заснуть.

«После бала я найду тебя», — были слова Джулиана.

Ежегодный бал Прюиттов? Означало ли это, что он будет там? Неужели он ожидал, что я тоже пойду? Кэрри приходила ко мне домой несколько дней назад, настаивая, чтобы я пошла. Это должно было быть как-то связано, что-то, о чем Джулиан мне не говорил, что имело отношение к Кэрри Дрисколл.

Я быстро приняла душ, переоделась в толстовку, джинсы и пару черных кожаных мокасин. Мне нужно было чем-то занять свой разум. Я не могла думать о вещах, которые в данный момент были вне моего контроля. Таких вещах, как Кэрри Дрисколл, то, что произошло прошлой ночью, и решимость Джулиана вытащить меня из леса. Вместо этого я сосредоточилась на том, что могла контролировать, например, на собственности Моргана. Я была последней живой Гримальди и Морган в Воющей Лощине, и мне предстояло выяснить, что мне делать с домом и всей историей, которая здесь жила.

Я дошла до конца участка и достала почту из почтового ящика, сунула конверты в рюкзак, когда остановилась.

Затем я посмотрела налево, где была посыпанная галькой подъездная дорожка. Черная «Интегра» Джулиана, на которой я приехала сюда прошлой ночью, исчезла. Как она исчезла, когда ключи были у меня в доме?

Я не ездила на мини-купере с тех пор, как отвезла дедушку к доктору Морли. По какой-то причине мне казалось неправильным ездить на нем по Воющей Лощине. Это больше не было похоже на меня. И поскольку с двигателем скутера все еще что-то было не в порядке, я совершила двухмильную прогулку в город, где тротуары и улицы были окрашены в цвет дуба и огня. Углы витрин были затянуты паутиной, а дети перескакивали от двери к двери в костюмах ведьм и остроконечных шляпах, держа в руках матерчатые мешки, наполненные конфетами.

Хэллоуин для жителей равнин уже начался, и жители приветствовали друг друга так, как будто это был лучший месяц в году, стоя под улыбкой солнца, чтобы почувствовать его тепло. Впервые Воющая Лощина ощущалась живой, никто не знал о том, что произошло в лесу прошлой ночью.

В конце концов, был октябрь. Октябрь был поэзией сам по себе, где умирающие листья были цветами, а холод покусывал твою плоть, как укус любовника.

Прозвенел колокольчик, когда я вошла в закусочную Мины Мэй. Я заметила ее в дальнем углу, она принимала заказы от трех старушек, у которых были все последние новости и сплетни Воющей Лощины. Они всегда сидели на скамейке перед беседкой в своих винтажных шляпах и платьях цвета пасхальных яиц, показывая друг другу, смеясь и предаваясь воспоминаниям. Я подслушала, как они упрекали Мину в дружбе с врагом. Что-то насчет смены марки сиропа, от чего Мина отказалась.

— Я использую один и тот же сироп уже около сорока лет, Герти, — засмеялась она, — Ты сошла с ума.

Я села, чувствуя, как в груди потеплело при звуке того, что обычно говорил дедушка, и уткнулась носом в меню, пока Мина не подошла ко мне.

— О, Фэллон, дорогая. Ты здесь.

Мина сдула с глаз непослушную седую прядь.

— Ты видела, как они выстроились на конкурс по вырезанию тыкв?

— Да, я видела. Это невероятно, — я выглянула в окно, проверяя, узнала ли я толстую тыкву Киони. — За кого ты голосуешь?

— Ах, хорошая попытка, но я не могу тебе этого сказать. Здешние люди относятся к этому серьезно, так что я бы не стала выходить и ставить два цента. Уже ходят слухи, что все это подстроено, и мы не можем потерять традицию…Но не забудь проголосовать, — быстро добавила она в конце, подмигнув мне.

— Что у тебя, дорогая?

— На самом деле я пришла не для того, чтобы поесть. Я хотела спросить тебя о доме Бенни. Ты знаешь, с кем мне нужно поговорить об этом?

— Что ты имеешь в виду?

— Я не знаю, что делать с ним или с другими вещами.

— Что с этим делать? Это всё твоё, дорогая. Если тебе нужен душевный покой, ты можешь спросить Джона. Он занимается большинством записей в городе. Я думала, ты знаешь. У него есть завещания. Да, знаешь, пожелания. Твоего отца, матери и Бенни.

Моя грудь сжалась.

— В самом деле? Завещание моей матери?

Я покачала головой:

— Я не знала, что оно есть.

— У каждого должно быть есть, — сказала она, наклонив голову, и я откинулась на спинку стула, когда мои руки скользнули по столу.

— Если хочешь, я могу как-нибудь помочь тебе по хозяйству.

Я кивнула, глядя прямо перед собой, задаваясь вопросом, хотела ли я увидеть завещание своей матери. Это выглядело как вторжение в частную жизнь. Я не знала ее так, как знал весь город. Я всегда задавалась вопросом, любила ли она меня когда-нибудь. Пока я не увидела ту фотографию, на которой она держала меня на руках, когда я родилась. Ее лицо говорило «да», но потом я забрала ее жизнь. Так вот почему она никогда не навещала меня?

— Да, Мина, мне бы очень пригодилась твоя помощь, — я прочистила горло, снова перевела взгляд на нее. — Я не знаю, что важно сохранить, а что не важно. Может быть, устроить распродажу вещей или что-то в этом роде.

— Ага, распродажа звучит здорово. Мы обо всем позаботимся, не беспокойся, — она похлопала меня по руке, — Но я должна спросить, Фэллон, ты собираешься уезжать? Не говори мне, что ты покидаешь нас…

Улыбка озарила мои щеки, и я покачала головой.

— Как там говорится? Можно вытащить девушку из Воющей Лощины, но Воющую Лощину из девушки не вытащишь.

Я рассмеялась.

— Все эти годы этот город всегда был моим домом. Я могу с уверенностью сказать, что я дома, и я никуда не уеду.

Мина улыбнулась, ее глаза заблестели.

— Хорошо, потому что мы бы не отпустили тебя, даже если бы ты захотела.

По пути с Городской площади я отдала свой голос. Не было никаких имен о том, кто вырезал тыквы, но все тыквы выстроились вдоль беседки со своими уникальными слоганами. Я сразу поняла, какой из них принадлежит Киони, так как помогала ей. Детали, которые она добавила, были безупречны. На тыкве