– Помогите! Помогите! – надрывался Джахан.

Один из слуг толкнул его с такой силой, что он полетел на пол. Бедняга попытался было молиться, но слова молитв разом вылетели у него из головы. Он уже приготовился к тому, что сейчас крепкие руки сожмут его шею мертвой хваткой. Однако никто не стал его душить. Джахан с трудом встал на ноги. За окнами занимался рассвет. На дереве чирикала какая-то птица.

Мощный удар по затылку вновь заставил его упасть. Чириканье птицы было последним, что он услышал, прежде чем все звуки поглотила темнота.

Голова его была обмотана какой-то жесткой плотной тканью, мешавшей смотреть и дышать. Попытавшись освободиться от пелены, Джахан выяснил, что его руки связаны и ноги тоже. Сквозь прорехи в ткани он попытался рассмотреть, что его окружает, но очертания предметов двоились и расплывались. Постепенно Джахан понял, что на голове у него ничего нет. Он плохо видел. Правый глаз распух и отказывался открываться. Левый, наполовину открытый, испуганно мигал.

Джахан ощущал во рту привкус крови. Наверное, он прикусил язык, когда его били. В том, что его били, Джахан не сомневался: все кости ныли, суставы ломило, в затылок как будто вбили гвоздь, и, что хуже всего, правую ногу насквозь пронзала боль. Одна его щека горела, и он никак не мог понять почему. Джахан помнил, как Давуд вышел из комнаты, отдав его на растерзание своим слугам. Потом все заволокла тьма. Очнулся он уже в карете, которая ехала неведомо куда. Глухонемые слуги, сидевшие по обеим сторонам от Джахана, не ожидали, что их жертва так скоро придет в сознание. Увидев, что враг их хозяина открыл глаза, они вновь принялись его колотить. Джахан пытался защищаться, хотя это было не просто. В отчаянии он открыл дверцу кареты, мчавшейся во весь опор, и выскочил наружу. Прыжок оказался неудачным – Джахан скатился в канаву, подвернув ногу. Бежать он не мог, и через несколько минут глухонемые нашли его. После этого Джахан вновь провалился в темный колодец забытья.

Попытавшись вдохнуть поглубже, он ощутил боль в груди. Воздух в помещении был спертый, застоявшийся. Джахан коснулся пальцами жесткой поверхности и догадался, что лежит на земляном полу в какой-то хижине. Откуда-то доносился непрерывный шорох, что, как ни странно, действовало на него успокоительно. Джахан не представлял, как долго он пролежал без сознания. В хижине было так холодно, что он беспрестанно стучал зубами. По всей видимости, он провел в забытьи целый день, ибо сейчас вновь наступила ночь. А может, у него было темно в глазах.

Испражняться ему пришлось прямо под себя. После того как Джахан сделал это впервые, стыд и вонь многократно усугубили его муки. Вскоре к этим его страданиям прибавился голод, который, впрочем, был вовсе не страшен в сравнении с жаждой. Жажда грызла его плоть, как топор древесину. Бедняге казалось, что в жилах его течет не кровь, а сухой песок. Джахан без конца облизывал губы.

«Со стороны можно подумать, будто я только что проглотил лакомый кусочек», – пронеслось у него в голове. Джахан рассмеялся, такой забавной показалась ему эта мысль. В следующее мгновение он испугался, что сходит с ума.

Наконец он понял, что́ за неумолчный шорох раздается за стенами хижины. То был шум моря. Открытие, сделанное Джаханом, одновременно успокоило и испугало его. Успокоило, потому что он всегда любил море. Испугало, потому что он вспомнил бесчисленные истории о рабах и наложницах, брошенных на съедение рыбам. Он закричал во всю глотку, призывая на помощь. Никто не откликнулся. Будь рядом Чота, Джахан рассказал бы ему, как это странно – умирать в одиночестве в городе, до отказа набитом людьми. Впрочем, будь рядом Чота, он бы не был одинок.

Бо́льшую часть времени Джахан пребывал на зыбкой границе между дремотой и явью. Иногда резкая боль заставляла его вздрогнуть и очнуться. Но стоило его сознанию проясниться, как душой овладевала ярость. Он, ученик великого зодчего Синана, не должен был завершить свой жизненный путь столь бесславно. Неужели низость Давуда так велика, что он обречет своего бывшего товарища на медленную мучительную смерть в собственных нечистотах? Каждую минуту Джахан ожидал, что двери хижины откроются и перед ним предстанет Давуд собственной персоной. Но тот все не появлялся, как и его приспешники. Джахан окончательно утратил представление о времени, он уже не пытался понять, день сейчас или ночь. Любопытно, как долго человек может прожить без воды, размышлял он. Где-то он читал, что слон способен терпеть жажду в течение четырех суток. Не исключено, что человек окажется более выносливым, а может быть, и нет.

Потом им снова овладевала дремота. Во сне он видел Михримах, тринадцатилетнюю Михримах, весело смеющуюся под кустом жимолости. Он созерцал ее юное тело, не знавшее еще мужских прикосновений, и сияющий взгляд, не ведавший еще тоски, взгляд, в котором светилась чистая и доверчивая душа. Такой она была, когда они встретились в первый раз. Солнечная девочка, живое воплощение счастья.

– Иди ко мне, – шептала Михримах, протягивая руки ему навстречу.

Джахан попытался шагнуть к ней. Но тут раздался какой-то шум, и дворцовый сад исчез. Джахан вновь лежал на полу в вонючей хижине. За стенами раздавались шаги. Кто-то остановился под окном. Через мгновение раздался скрежет рамы, и из распахнувшегося окна потянуло свежим прохладным воздухом.

– Никого, – произнес чей-то голос. – Залезай.

Кто-то тяжело спрыгнул на пол. Джахан разглядел, что это был мужчина. За ним последовал второй. Незнакомцы оглядывались по сторонам, не замечая Джахана. Лампа, которую они принесли с собой, выхватывала из темноты лишь узкую полоску.

– Надо найти тюк с добром. Он наверняка здесь.

– А чем это так жутко воняет?

– Да небось где-нибудь валяется дохлая крыса.

– А ты уверен, что в этой дыре есть что-нибудь ценное?

– Конечно есть! Говорят тебе, два олуха втащили сюда здоровенный такой тюк. Я видел это собственными глазами.

– С пьяных глаз тебе и не такое могло померещиться.

– Да заткнись ты, болван! Тюк с добром точно здесь. Чем зря пасть разевать, лучше поищи его хорошенько.

Воры! Джахан вздрогнул. Обнаружив вместо вожделенных сокровищ избитого человека, они, пожалуй, с досады еще разорвут его на куски. Впрочем, терять ему все равно нечего. Он так или иначе умрет. С губ Джахана сорвалось сухое покашливание.

– Что это?

– Кто здесь?

У Джахана перехватило дыхание.

– Кто здесь? – повторил один из грабителей дрожащим от страха голосом. Если бы Джахан промолчал, они убрались бы восвояси, решив, что в пустой хижине поселился гульябани – злой дух.

– Помогите мне, добрые люди, – взмолился Джахан.

Грабители наконец набрались храбрости и решили выяснить, кому принадлежит голос. Для того чтобы отыскать Джахана среди пустых ящиков, им не потребовалось много времени. Джахан положился на милость судьбы. Он был готов принять любой конец, но все же решил, что притвориться бесчувственным будет безопаснее, и крепко зажмурил глаза. Один из грабителей схватил его за плечи и тряхнул, словно усыпанную плодами ветку шелковицы.