В дверь тук-тук, в двери стук, то дружок Поль де Кок большой мастер стучать то петух потоптать кукареку прокричать. Ко-о-кокок.

Тук.

– "Qui sdegno"[1085], Бен, – попросил отец Каули.

– Да нет, Бен, – вмешался Том Кернан, – лучше «Стриженого паренька». На родном наречии.

– Давайте, Бен, – присоединился к нему мистер Дедал. – О, добрые люди.

– Давайте, давайте! – поддержали все в один голос.

Пойду– ка я. Пэт, можно вас. Подойдите. Он подходит, он подходит, он, не мешкая, идет. Ко мне. Сколько с меня?

– А в какой тональности? Шесть диезов?

– Фа диез мажор, – подтвердил Бен Доллард.

Растопыренные когти Каули упали на черные клавиши нижних октав.

Я должен идти, сказал принц Блум принцу Ричи. О, нет, возразил Ричи.

Увы, должен. Где-то он раздобыл деньжонок. Теперь пойдет во все тяжкие, пока у него поясницу не схватит. Сколько? Он услывидел губречь. Шиллинг и девять пенсов. Пенни ему. Вот. Нет, оставь два на чай. Глухой, весь в заботах. Может, у него дома семья, жена тужит, пока Пэтти служит.

Хи– хи-хи-хи. Глухарь служит, она по нем тужит.

Но погоди. Послушай. Мрачные аккорды. Угугугрюмые. Низкие. Во мрачной пещере, в недрах земли. Груды руды: глыбы музыки.

Голос мрачного времени, нелюбви, земной истомленности, мерно вступил и, скорбный, пришедший издалека, с диких гор, воззвал к добрым людям.

Священника он искал, ему хотел молвить слово.

Тук.

Бен Доллард, бас-бормотон. Старается выразить как может. Уханье необъятного болота – безлунного – безлюдного – бездамного. Еще один, скатившийся вниз. Был ведь когда-то крупным поставщиком для флота. Отлично помню: просмоленные канаты, сигнальные фонари. А потом банкротство на десять тысяч фунтов. Теперь в богадельне Айви. Каморка номер такой-то. Все выпивка довела.

Священник дома. Слуга мнимого священника приглашает его войти. Входи.

Святой отец. Завитки аккордов.

Разоряют людей. Губят им жизнь. А потом пожалуют по каморке, чтоб имел, где подохнуть. Бай-бай. Колыбельная. Спи, наш песик, баю-бай. Спи, собачка, подыхай.

Голос, звучащий предостережением, зловещим предостережением, поведал им, как входит юноша в зал пустой, как зловеще там раздаются его шаги, поведал о мрачных покоях, где сидел священник в сутане, готовый выслушать исповедь.

Чистая душа. Правда, малость уже свихнулся. Рассчитывает выиграть в «Ответах» конкурс, разгадка ребусов на названия стихотворений. И мы вручим вам хрустящую банкноту в пять фунтов. Птица сидит на яйцах в гнезде. Он решает, что это «Песнь последнего менестреля». Ка черточка тэ, какое это домашнее животное? Эн черточка эн, храбрейший из моряков. Но голос до сих пор прекрасный. И далеко не евнух, с этакой-то своей снастью.

Слушай. Блум слушал. Слушал Ричи Гулдинг. И у дверей глухой Пэт, лысый Пэт, очаеванный Пэт слушал.

Аккорды зазвучали медленней.

Голос раскаяния и горя выводил медленно, красиво, вибрируя. Покаянная борода Бена исповедовалась: In nomine Domine, во имя Господне. Он преклонил колена. Бия себя в грудь, исповедовался он: mea culpa[1086].

Опять латынь. Они к ней липнут, как мухи к липучке. Священник со святыми дарами для тех женщин. Другой на кладбище, гробер или гробби, corpusnomine[1087]. Интересно, где та крыса сейчас. Скреблась.

Тук.

Они слушали, кружки и мисс Кеннеди, Джорджа Лидуэлла выразительные ресницы, и полногрудый атлас, Кернан, Сай.

Поющий голос вздыхал, скорбел. Грехи его. С Пасхи он выругался три раза. Чертов убл. Однажды прогулял мессу. Однажды, проходя мимо церкви, забыл помолиться за упокой души матери. Совсем парнишка еще. Стриженый паренек.

Бронзоволосая возле пивного насоса, заслушавшись, глаза устремила вдаль. Самозабвенно. Будто и знать не знает, что я на нее. У Молли на это нюх, замечать, когда на нее глядят.

Бронзоволосая глаза устремила вдаль, в сторону. Там зеркало. Это у нее, видно, самый эффектный ракурс. Всегда за этим следят. Стук в дверь.

Последний штрих к туалету.

Кук– карре-ку.

О чем они думают, когда слушают музыку? Так ловят гремучих змей. Вечер, когда Майкл Ганн устроил нас в ложу. Настройка инструментов. Персидский шах это обожает больше всего. Напоминает ему любимый дом родной. Еще он высморкался в занавес. Может, у них так принято. Тоже музыка. А что собственно плохого. Туруру. Медные, ослы бедные, ревут, задрав раструб.

Беззащитные контрабасы с раной в боку. Деревянные – коровье мычание.

Раскрытый рояль – крокодилова пасть: зубы музыка таит. Бемоли: Б.Молли.

Молли Блум.

Она выглядела великолепно. Шафранное платье с низким вырезом, все прелести напоказ. Гвоздичный запах дыхания, когда наклонялась что-то спросить. Я рассказывал, о чем говорит Спиноза в той папиной книжке.

Слушала как завороженная. Глаза вот такие. Наклонялась вперед. Субъект на балконе все разглядывал ее сверху вниз в бинокль, так и впивался.

Почувствовать красоту музыки – надо послушать дважды. Природы, женщины – с одного взгляда. Бог создал страну, человек – музыку. Метим псу хвост.

Философия. Ну и дичь!

Все погибли. Все пали в бою. Отец – при осаде Росса, братья – в битве у Гоури. В Вексфорд, мы вексфордские парни, стремился он. Последний в своем роду.

Я тоже. Последний в моем роду. Милли со своим студентом. Что ж, видно, сам виноват. Нет сына. Руди. Сейчас уже поздно. А вдруг нет? Вдруг нет?

Вдруг еще?

В нем не было ненависти.

Любовь. Ненависть. Одни слова. Руди. Скоро буду старик.

Большой Бен развернул голос в полную силу. Могучий голос, сказал Ричи Гулдинг, у которого румянец боролся с бледностью, Блуму, вскорости старику но в бытность его молодым.

Теперь об Ирландии. Его родина для него дороже короля. Дева слушает.

Про девятьсот четвертый год не бойтесь говорить. Пора отчаливать.

Насмотрелся.

– Благослови, отче , – паренек Доллард воскликнул. – Благослови меня ты в путь .

Тук.

Блум, не получивший благословения в путь, продолжал смотреть. Туалет сногсшибательный – и это на восемнадцать шиллингов в неделю. Из поклонников тянет. Надо глядеть в оба. До чего милы красотки. Над печальными волнами моря. Роман хористки. Были оглашены письма, доказывающие наличие брачного обещания. Своей тепленькой цыпочке пишет ее котишка-плутишка. Смех в зале суда. Генри. Подпись-то не моя. Твое красивое имя.