Со всего размаха он опустил кирку Оливеру на грудь.

Прямо в сердце.

Вот только…

Вот только…

Кирка погрузилась в щель в алтаре. Не встретя ни кожи, ни кости, ни мягких тканей. Металлическое острие встретило только твердый камень. Звяк!

Оливера на алтаре не было.

* * *

Джед не мог сказать, что произошло. Он стоял, с мучительной болью наблюдая за тем, как Оливер без сопротивления лег на алтарь, став совершенно беззащитным, – а повзрослевшая его версия привязала его к камню. Оливер добровольно собирался принести себя в жертву. Однако, глядя на происходящее, Джед смутно чувствовал, что это часть плана. И все будет хорошо.

И затем Оливер – фффух! – исчез.

Словно его здесь и не было. Веревки соскользнули, спадая с краев алтаря. Джейк стоял ошеломленный, задыхающийся, словно ему отвесили хорошую затрещину. Чудовище в ужасе взирало на опустевший алтарь.

Как и все остальные.

Мальчишка с пистолетом.

Полицейский с ножом.

Калеб, привязанный к стулу, стоящему посреди зазубренных камней.

Взгляды всех были прикованы к алтарю.

«Вот мой шанс», – решил Джед.

Самым опасным был мальчишка с пистолетом…

На него Джед и набросился.

Налетев с разбега на того, кого назвали Алексом Амати, он повалил его на камни. Здоровенный верзила оказался неуклюжим и не удержался на ногах. Пистолет выпал у него из руки и отлетел в сторону.

Джед рассмеялся.

«Что, получил, горилла? – злорадно подумал он. – Это все часть моего плана!»

* * *

«В моем плане этого не было», – подумал Оливер.

Он больше не лежал на алтаре.

Находился не на каменном поле, не в парке и не в Пенсильвании. И, может быть, даже не на планете Земля.

Оставалось под вопросом, находился ли он вообще в реальности.

Это место было Оливеру знакомо. Пустота: огромная гематома, багровая и бескрайняя, отекающая разбитыми звездами, камнями и зубами.

Куда бы он ни смотрел, великая пустота простиралась в бесконечность. Звезды – неестественные, нечеткие, словно увиденные сквозь окно, вымазанное вазелином, – висели по краям. Вокруг них и между ними плясали разноцветные краски. Краски и тени. Тени, похожие на те, что Оливер видел в людях: жидкие, эластичные, перетекающие из одного места в другое. Похожие на боль.

Что-то проплыло мимо: бутылка. Внутри плескалась темно-янтарная жидкость. На этикетке было написано: «Джек Кенни». Плавно вращаясь, бутылка плыла в воздухе – точнее, в «воздухе», в кавычках. Затем другой предмет: старый потрепанный альбом. Взмахнув рукой, Оливер схватил его и сразу же понял, что это такое. Та самая книга, которую ему показывал Джейк. Книга учета. Книга нечестивых заклинаний.

Книга несчастных случаев.

Оливер не стал ее читать. Вместо этого он принялся вырывать из книги страницы, одну за другой, с каждой последующей все более яростно – плавно кружась, страницы удалялись от него, медленно, словно под водой.

Пустота вокруг подернулась рябью.

Где-то далеко в глубине что-то зашевелилось. Огромная тень появилась перед россыпью звезд, закрывая их собою.

«Я здесь не один…» – с ужасом осознал Оливер.

* * *

– Долбаный ублюдок! – прошипел Контрино. Уставившись на старика, который только что расправился с мальчишкой с пистолетом, он грозно взмахнул ножом. – Не рыпайся, – бросил полицейский Фиге, похлопав плашмя лезвием ему по голове.

Фига чувствовал позади смерть. Которая ждала, подобная здоровенной серой тени. У него мелькнула рассеянная мысль: не то же ли самое испытывает человек, оказавшийся на пути неумолимо надвигающегося цунами – пенящейся, темной, словно вино, волны, которая вздымается и замирает перед тем, как обрушиться, размозжив человека о берег, превратив все его кости в черепки, и увлечь его обратно в алчное море. Но волна, тень пока еще не обрушилась на Фигу.

У него еще оставалось горючее в баке.

Поэтому, когда Контрино повернулся к нему спиной и направился прочь…

Фига сделал самое простое, самое глупое, что только пришло ему на ум. Просто протянул руку, схватил подонка за ногу и что есть силы дернул. Вскрикнув, Контрино повалился вперед, больно ударившись о торчащий из земли камень. Он застонал, корчась от боли. Фигу это нисколько не смягчило – наоборот, наполнило сознанием высокой цели.

Взревев, Фига навалился на Контрино, прежде чем тот смог подняться с земли, и принялся молотить его кулаками, несмотря на то что из раны в животе хлестала фонтаном новая кровь. Вывернувшись, Контрино отбросил его назад, и они провалились в промежуток между камнями. Лезвие ножа вонзилось Фиге в бицепс один раз, второй, в третий раз полоснуло по предплечью, в четвертый вошло между ребрами. Фига почувствовал, как из легких у него выходит воздух. Но, собрав остатки сил…

Он схватил мерзавца за ухо…

И что есть силы ударил его головой о камень.

Контрино дернулся и затих.

Пытаясь отдышаться, Фига услышал исходящий из бока булькающий свист. Его дыхание становилось слабым, вполовину, в четверть силы от того, каким было. Он опустил голову на холодную сырую землю. Здоровенная серая тень снова поднялась, заслоняя собой небо, застилая дождь и отнимая у Фиги последний воздух, и обрушилась на него.

* * *

Книга несчастных случаев превратилась в рой вырванных страниц, в узкие полоски бумаги, в конфетти из клочков. А пустота, загудев, стала черной. Мрак расплылся подобно чернильному пятну на промокашке.

Тень поднялась над Оливером стаей черных дроздов, затем волной ядовитых змей, скользких червей, паучьих лап. Ее тело было темнее чего бы то ни было – но в то же время ярче: свет плясал по ее поверхности подобно живому существу. Тень проплыла перед Оливером, а вместе с ней голос, проникающий ему в голову подобно корневому отростку назойливого сорняка.

«Тебе здесь не место, мальчик!» – сказала тень.

– Как и тебе, – ответил Оливер.

Ему стало страшно. Тень взревела – все ее щупальца и конечности заколыхались, протягиваясь к нему, окружая со всех сторон. Воздух наполнился голосом необузданной ярости.

– Ты не сможешь мне навредить! – перекрывая его, крикнул Оливер. – Ты меня не напугаешь! Я тебе нужен. Тебе нужно, чтобы я умер там, ведь так? На каменном алтаре!

Тень отпрянула назад. Снова превращаясь в скользкую извивающуюся массу.

«Ты ничего не понимаешь! Нужно сломать колесо. Разбить ось. Бог сломал этот мир. Я тебе все покажу».

И тут сознание Оливера заполнилось мерзостями: жестоким насилием, убийствами, самоубийствами и массовыми захоронениями… Но он прикусил губу так, что почувствовал привкус крови, прогоняя эти образы, заменяя их своими: мать и отец, друзья, играющие дети, звезды вокруг полной луны. Затем он вспомнил все то хорошее, что люди делали друг другу: кто-то помог бездомному встать и дойти до пункта раздачи бесплатной еды, показ всемирного прайд-парада по телевизору, цветы, которые носила в дом престарелых его мать…