– И я обещаю вам, друзья – а я уверен, все вы мои друзья, – на бронзовом лице в рекламной улыбке сверкнули белые зубы, – когда мы станем свободными, то на эти острова придет процветание. Появятся рабочие места – в отелях, на новых пристанях, в кафе и барах, на новых предприятиях для переработки даров моря, которые мы будем продавать на материке. И все это обещает богатство и процветание. И денежный поток потечет в ваши карманы, друзья, а не в руки далеких лондонских бюрократов…

Чтобы его слышал каждый, Джонсон говорил в мегафон. Страстную речь кандидата прервал человек, которому мегафон был не нужен. Он стоял на другой стороне площади, но его низкий бас заглушил голос кандидата.

– Джонсон, – проревел Уолтер Дрейк, – ты нам не нужен. Не лучше ли тебе убраться туда, откуда ты пришел, и забрать своих ребят?

На площади воцарилось молчание. Пораженная толпа ждала, что небеса вот-вот обрушатся на землю. До сих пор никто не осмеливался прерывать Маркуса Джонсона. Но небеса не обрушились. Джонсон, не говоря ни слова, отшвырнул мегафон и сел в машину. По его команде «форд», а за ним и грузовик с помощниками рванули с места и скрылись.

– Кто это был? – спросил Маккриди официанта.

– Его преподобие Дрейк, – ответил официант. Казалось, он был изрядно напуган.

Маккриди задумался. Где-то он слышал похожий голос. Он попытался вспомнить, где и когда это было. Потом память подсказала: тридцать лет назад в Йоркшире, в Каттерикском лагере, во время службы по призыву. На парадном плацу. Маккриди поднялся в номер и по своему радиотелефону позвонил в Майами.

* * *

Когда его били, его преподобие Уолтер Дрейк не произнес ни звука. Их было четверо, они поджидали священника на пути домой после вечерней службы. Они орудовали бейсбольными битами и ногами. Деревянными битами, не жалея сил, молотили упавшего священника. Потом они ушли, даже не посмотрев, жив он или мертв. Им было все равно. Но Уолтер Дрейк остался в живых.

Через полчаса он пришел в себя и дополз до ближайшего дома. Испуганные жильцы вызвали доктора Карактакуса Джонса. Доктор довез священника до больницы на ручной тележке и до утра латал его.

Вечером, во время ужина, позвонили Десмонду Ханне. Детективу пришлось идти из отеля в резиденцию губернатора. Звонил доктор Уэст из Нассау.

– Послушайте, я понимаю, что трупы нужно хранить в холоде, – сказал патологоанатом, – но этого явно переморозили. Он превратился в колоду, в глыбу льда.

– Местные полицейские сделали все, что могли, – сказал Ханна.

– Я тоже сделаю все, что в моих силах, но бедняга оттает не раньше, чем через двадцать четыре часа.

– Пожалуйста, поторопитесь, – сказал Ханна. – Мне позарез нужна эта чертова пуля.

Главный инспектор Ханна решил сначала поговорить с мистером Горацио Ливингстоном. Ханна позвонил ему домой, в Шантитаун. Через несколько минут кандидат в премьер-министры подошел к телефону. Да, он будет рад через час принять инспектора из Скотланд-Ярда.

Как обычно, «ягуар» вел Оскар. Детектив-инспектор Паркер сидел рядом с водителем, а на заднем сиденье расположились Ханна и Диллон, сотрудник Министерства иностранных дел. Им не пришлось проезжать через центр Порт-Плэзанса, потому что Шантитаун располагался в трех милях от столицы, с той же стороны, что и резиденция губернатора.

– Есть успехи в расследовании, мистер Ханна? Или я вторгаюсь в ваши профессиональные тайны? – осторожно осведомился Диллон.

Ханна всегда предпочитал обсуждать ход следствия только с коллегами. Но этот, Диллон, очевидно, действительно был сотрудником Министерства иностранных дел.

– Губернатор был убит выстрелом из пистолета или револьвера крупного калибра. Пуля попала в сердце, – сказал Ханна. – Вероятно, было произведено два выстрела. Одна пуля пролетела мимо и попала в стену. Я послал ее в Лондон.

– Сильно деформирована? – поинтересовался Диллон.

– Боюсь, очень сильно. Вторая пуля, скорее всего, осталась в теле жертвы. Точнее я смогу сказать сегодня вечером, когда получу из Нассау результаты вскрытия.

– А убийца?

– Очевидно, он проник через калитку в стене сада. Во всяком случае, замок с калитки сорван. Выстрелил футов с десяти, потом ушел. Вероятно.

– Вероятно?

Ханна поделился с Диллоном своей догадкой о том, что сорванный замок калитки мог быть лишь ловким маневром, призванным отвлечь внимание детективов от убийцы, который спустился в сад из дома. Диллон был в восторге.

– Я бы никогда до этого не додумался, – признался он.

«Ягуар» въехал на улицы Шантитауна. Городок оправдывал свое название:[1]это был крохотный поселок, пять тысяч жителей которого ютились в скученных хибарках, сколоченных из деревянных дощечек и крытых оцинкованным железом.

Небольшие магазинчики, торговавшие овощами и майками, с трудом втиснулись между домами и барами. Это была, конечно, территория Ливингстона: повсюду красовались плакаты, призывавшие голосовать за мистера Ливингстона, и нигде не было видно ни одного портрета Маркуса Джонсона.

В центре Шантитауна, к которому вела самая широкая (и единственная) улица города, за высокой стеной, сложенной из коралловых блоков, стояло тоже единственное в городе двухэтажное здание. В стене были ворота, через которые мог проехать автомобиль. По слухам, мистер Ливингстон владел многими барами Шантитауна и обложил данью те, которые ему не принадлежали.

«Ягуар» остановился у ворот, и Оскар Стоун нажал на клаксон. На улицу высыпали чуть ли не все жители города. Как на невиданную диковину, они уставились на сверкающий лаком лимузин, на правом переднем крыле которого развевался флажок Великобритании. Прежде автомобиль губернатора ни разу не появлялся в Шантитауне.

В воротах приоткрылось крохотное окошечко, кто-то осмотрел лимузин, и ворота распахнулись. «Ягуар» въехал на пыльный двор и остановился у веранды. Во дворе стояли – один у ворот, другой у веранды – двое мужчин в одинаковых светло-серых костюмах «сафари». Еще один мужчина в таком же костюме смотрел из окна второго этажа. Как только автомобиль остановился, наблюдатель скрылся в доме.

Ханну, Паркера и Диллона проводили в главную гостиную, обставленную дешевой, но функциональной современной мебелью. Через несколько секунд появился Горацио Ливингстон, высокий, толстый мужчина с двойным подбородком и широкой улыбкой. Хозяин дома прямо-таки излучал добродушие.

– Джентльмены, джентльмены, какая честь. Прошу вас, садитесь.

Он распорядился подать кофе и сел в большое кресло. Его крохотные глазки перебегали с одного гостя на другого. Потом в гостиную вошли еще двое мужчин и сели за Ливингстоном. Кандидат в премьер-министры показал на пришедших: