— Просил Верховного Главнокомандующего оставить вас тут командовать войсками и защищать Нахичевань, но Гейдар Алиевич сказал, что вас ожидают трудные времена на Карабахском фронте. Что-то там у них не получается без вас, так что вот так, дорогой мой, — как-то с грустью закончил свою фразу Председатель Парламента.

Они стояли друг перед другом, как самые близкие друзья, у которых есть только одна цель и одна задача: — Служить Родине и своему народу. Полковник невольно отметил, что за последнее время Васиф-муаллим еще более осунулся, лицо его почернело, под глазами были мешки, от постоянного недосыпания. Было видно, как этот мужественный человек, на долю которого свалилась огромная ответственность, — защищать народ, переживает.

— Ну, что же, все мы ходим под богом, надеюсь, Васиф- муаллим мы еще свидимся, если живы будем, — как-то грустно улыбнулся полковник.

— Иншаллах, — произнес Васиф-муаллим слова Корана, а потом, вспомнив, что полковник не все понимает, добавил:

— На все воля ВСЕВЫШНЕГО АЛЛАХА.

С минуту они стояли, погруженные в свои думы, потом Васиф-муаллим взял за плечи полковника и крепко обнял его.

— Удачи тебе, да хранит тебя ВСЕВЫШНИЙ, — он отстранился и уже на ходу сказал:

— Встретимся в аэропорту, — и стремительно вышел из кабинета.

Сборы были недолгими. Побросав свои скромные пожитки в рюкзаки, и уложив оружие в чехлы, через полчаса офицеры были уже у самолета, где их ждали. Тепло попрощавшись, с руководством Республики пошли к самолету. У трапа стоял Карам Мустафаев. Как всегда подтянутый, чисто выбрит, «когда, только успел», он стоял вытянувшись, красиво вскинув руку в приветствии. Ни Эйваз, ни сам полковник не знали, да и не могли знать, что пройдет десяток лет, и этот молодой майор, станет одним из самых грамотных и уважаемых генералов Вооруженных Сил Азербайджана. Будет командовать огромным армейским хозяйством, наводя ужас на противника, по всему периметру границы его любимой Родины, где в горах часто дуют ветры. Полковник подошел к комбригу, крепко обнял его будто родного брата, по-старому обычаю поцеловал. Легонько оттолкнул от себя и поднялся в салон самолета.

Через минуту, мощные моторы ТУ-154, разрывая темноту ночи, уносили полковника из этого красивого райского края. Монотонный шум двигателей, тепло салона, усталость последних дней разом навалились, и не было ни сил, ни желания бороться с ними. Он отвернулся к иллюминатору, на память пришли слова знаменитой песни группы «Земляне»:

А мы летим орбитами,

Путями неизбитыми,

Прошив метеоритами простор,

Оправдан риск и мужество: — он закрыл глаза, и тот час же провалился в глубокий сон, который унес его из этого грешного мира в Космическую синеву.

Глава пятая

На перевале Муров

Если не мы с тобой, тогда кто же

остановит врага у нашего порога?

Леса Карабахских гор еще не распустили листья, и не приобрели свою былую красоту, хотя уже шел второй месяц весны. Поредевший, опавший лес, открывал дальние горизонты, горы стояли пустынные, открытые для северных ветров. Только пихтовый лес по-прежнему был суров и строг. Снег еще держался на черно-зеленых лапах великанов, плотно лежал на ветках, но не осыпался, только на опушках леса кусты шиповника и дикой розы стряхнули его с себя и теперь отдыхали после долгой зимы.

На равнинах, ниже Муровского хребта, по обочинам у дорог уже зеленела трава, а вершины окрестных гор по-прежнему красовались белыми зимними шапками. Гранитные скалы горы Гямыш, черный хребет Большого Гинал — дага на западе, были покрыты ровным, почерневшим снегом. Дальние вершины Зодского перевала по ночам сияли рассеянным холодным светом луны.

С северной стороны Шиш-гаи на десятки километров во все стороны лежала, дожидаясь летних теплых деньков, равнина называемая в простонародье «Харамын дюзи». Мертвый шелест заледенелых веток, перестук дятлов временами прорезал тишину, подхватывался сороками и разносился по лесу. Светило яркое, холодное солнце, до рези в глазах блестел снег, отполированный ветрами. Вершины Капяз-дага и Муров-дага сторожили девственную тишину высокогорья. По небу плыли легкие пористые облака, мысленно унося солдат, сидящих в мокрых окопах, в родные края.

В Карабахе в свои владения медленно вступала весна.

Когда полковник и командир горно-стрелковой бригады подъехали к посту на перевале Муров, было часов десять утра. День обещал быть ясным, морозным. Ветерок только сейчас начинал набирать силу, пробегая по ущельям и поднимаясь к вершинам гор.

Охрана, из состава разведывательной роты, группами стала занимать позиции. Командующий фронтом и комбриг обороняющейся бригады с офицерами оперативного отдела пошли по протоптанной тропинке к блиндажу местного комбата, чтобы наметить план дальнейших работ на местности по утверждению решения командира полковника Фахратдина Джабраилова на проведение разведки боем.

Глубокий снег лежал на южных скатах Муровского хребта, такой глубокий, что, оступившись, можно с головой скрыться под снегом и потребуется немало сил, чтобы освободиться от снежного плена. По узкой тропинке, навстречу шел комбат в сопровождении двух солдат. Доложив по заведенным правилам об обстановке, он сделал шаг в сторону, пропуская гостей.

Стоящий поодаль солдат показался полковнику знакомым, но он не мог сразу опознать его. Солдат как-то странно выглядел в своей меховой собачьей шапке, в коротком полушубке и в валенках на резиновой подошве. Такие валенки выдавались в Советской Армии на севере, где когда-то служил полковник. Солдат улыбался, лицо его было красным от мороза, за плечами висел мешок — не рюкзак, а именно мешок, на веревочных лямках.

Офицеры шли по зигзагообразным проходам между камнями и с восхищением смотрели, задрав головы, на гигантские горные массивы, разбросанные здесь с величайшей небрежностью. Острые углы семи братьев Героглы — дага устремились ввысь. Не верилось, что все это сотворила природа — вода, ветер и разница температур. Сейчас здесь царствовал снег. Он набился во все щели, закрыл проходы. С высот свисали снежные карнизы, готовые рухнуть в любой момент на голову неосторожного человека. Ветер носился между скал, и никуда от него нельзя было спрятаться, стоял чертовский холод.

В блиндаже на самодельном столе дымились кружки чая, круто заваренные мятой и чабрецом.

Старшина и командир роты стояли тут же, ожидая распоряжений комбрига. Командир батальона, предупрежденный оперативным дежурным бригады о приезде командующего, стоял в стороне, заметно волнуясь. За годы войны комбат прошел суровую школу, не раз был ранен, смелости и отваги ему было не занимать, о чем говорили награды, полученные в боях. Но присутствие в районе обороны его батальона человека, о котором в горах ходили легенды, не давало ему покоя. Командующий пригласил офицеров к столу и подвинул к себе