Подошло время обеда и зк поочередно выскакивали под дождь к полевой кухне, которая еле дымилась под проливным холодным дождем, и, получив свою порцию макарон, сваренных на бульоне из сушеных овощей: моркови и картошки, ныряли обратно под крышу вагона.

Дождь не прекращался, и к вечеру состав с зк, так и не приступивших к работе, отправился назад в лагерь, где промокшие до нитки зк попытались сушить свою одежду у печек – буржуек, раскалённых докрасна стараниями дежурного по фаланге. Ужин неработающим зк не полагался.

На следующее утро, получив по несколько ржаных сухарей вместо завтрака и запив их кипятком из титана, разогретого дежурным, который разливал кипяток в подставленные кружки, а воспитатель кидал туда каждому зк кусочек сахара или давал этот кусочек в руку. Позавтракав зк, снова под дождем, погрузились в вагоны и опять паровоз потянул состав с зк к месту работы, на полустанок. Дождь не прекращался и, прибыв на место, состав зк, как и накануне, простоял весь день на запасных путях так и не приступив к работе. Поздним вечером, промокшие до нитки по пути от места выгрузки до лагеря, зк шестой колонны возвратились в свои фаланги, чтобы просушиться и немного отогреться после холодного осеннего дождя.

– Лучше бы снег шёл и похолодало,– поделился Иван Петрович со своим товарищем по кабинке Михаилом Мироновым, отжимая рубашку и свитер и развешивая мокрую телогрейку на стенку барака, куда он вбил колышек между досками, вместо вешалки.

– По такой погоде запросто схватить воспаление и отмучиться на этом свете, но у меня семья жена и четверо детей, мне никак нельзя умереть здесь от простуды, продолжал он, меняя мокрые портянки, на сухие, которые извлёк из-под нар.

– Да, непогода разыгралась не на шутку, – поддержал разговор Миронов, тоже пытаясь избавить свою одежду от воды, стекавшей каплями с его телогрейки и неприятно холодившей мокрое тело, хотя в бараке было тепло и душно: две раскаленные буржуйки гоняли горячий воздух по бараку вверх и вдоль стен, где остывая, он возвращался по дощатому полу снова к буржуйкам, чтобы повторить это круговращение.

– Охранники, из местных, говорят, что такая погода может длиться неделю и больше: это осенние тайфуны пробиваются сюда с юга и изливаются дождем или снегом, – продолжал Миронов, снимая рубаху и отжимая её, по примеру Ивана Петровича, скручивая рубаху в тугой жгут, из которого вода струйками стекала на доски пола и сквозь щели уходила в землю.

– Скажи, Иван Петрович, как нам будут рассчитывать по работе эти дождливые дни: как рабочие или актированные по непогоде? Если, как рабочие, то ещё будем на голодном пайке сидеть, поскольку наряд не выполнили, и его надо будет отрабатывать потом, а если дни актируются по непогоде, то нашей вины в том нет, и вся колонна будет получать рабочий паек.

– Как дожди кончатся, я – табельщик, составлю акт и спишу эти дни как нерабочие, – ответил Иван Петрович, переодеваясь в сухую одежду, в которой был вчера, и которая подсохла за день в тепле барака расстеленная на нарах. – Я уже говорил с воспитателем, она сказала, что тоже подпишет акт, и я думаю, что мы останемся на рабочем пайке питания.

– Хорошо бы так, – вздохнул Миронов, тоже переодеваясь в сухое, – но надо, чтобы и прораб подписал этот акт, а наш прораб, по слухам, из бывших зэков, оставлен здесь на поселение и чтобы получить полную свободу гнётся перед начальством и требует от зэков полной выработки нормы каждый день. Вряд ли он простит нам эти дождливые дни и заставит их отрабатывать.

– Что бестолку гадать, давай лучше пить чай с сухарями, что нам выдали утром и на завтрак, и на ужин – у меня и сахарок ещё остался, а на заварку я нарвал ягод рябины, когда ходил в тайгу по нужде, – ответил Иван Петрович, доставая из телогрейки пару гроздей рябины, уже побитой морозом и оттого утратившей горечь и помягчевшей.

– Это дело хорошее – попить чайку на рябине, – оживился Миронов, – как бы цингу здесь не схлопотать на одной каше и макаронах. В сухих овощах ничего полезного нет и я уже встречал здесь в лагере цинготных, что пригнали с северов: смотреть на них: гнилых и беззубых и то оторопь берет, а уж если сам, не дай бог, заболеешь, то и совсем дело худо будет.

Они, молча, попили чаю с рябиной, размачивая в нём сухарь и, согревшись, скоро уснули под мерный стук дождя, по крыше барака.

Следующее утро встретило пробудившихся зэков ясной и морозной погодой: за ночь циклон пронёсся над Приамурьем, с тыла ворвался холодный воздух с Севера, который заморозил воду в воздухе и на земле, словно и не было никаких дождей.

Этот день зк 6-ой колонны отработали в полную силу и выполнили норму, установленную прорабом, который подписал наряд, но акт на два нерабочих дня подписывать не стал и обругал Ивана Петровича за попытку списать дни, как не рабочие.

– Мало ли, что дождь шёл, вы не работали и теперь должны наверстать упущенное, – злился прораб. – Будете работать по десять часов, вот и нагоните норму.

– Как в полной темноте можно работать: день-то уже короткий, – возразил Иван Петрович, мы бы не против, но дайте свет на площадку, – объяснял Иван Петрович, – вот и воспитательница подписала акт о нерабочих днях, потому что в дождь на БамЛаге всегда не работают – все мокнут, а толку от такой работы нет никакого – только людей мучить.

– Вы что, вместе с воспитателем против меня заговор устроили? – разъярился прораб, – так я вас обоих от должностей отстраняю и перевожу на общие работы, чтобы другим неповадно было. Не хочешь быть табельщиком в подмогу прорабу – покопай теперь землю и корчуй пни, а на ваши места я найду зэков посговорчивее, – закончил прораб и на том закончилась лёгкая работа табельщиком у Ивана Петровича.

IX

Со следующего дня Иван Петрович, работал вместе с остальными зк колонны на общих работах. Стояли ясные дни, снега не было и по ночам доходило до 15 градусов мороза – земля промерзла и пропиталась влагой от прошедших дождей, схватилась в камень, который не брали ни кирка, ни лом, ни лопата.

Слабосильный колесный трактор, натягивая стальной трос, наброшенный на пень, начинал скользить по мерзлоте, пытаясь выдернуть пень, но это удавалось редко. Тогда зк начали выбирать пни с корнями идущими вдоль поверхности земли, подрубали эти корни топором, подсовывали под обрубок