Он с удовольствием окинул ее взглядом. Впервые в жизни ему попалась женщина, аппетит к удовольствиям которой не уступал его собственному. Высвободив свою мужскую плоть, он руками развел в стороны ей ноги и встал между ними на колени, с вожделением рассматривая влажные набухшие лепестки. Она подняла на него свой взгляд, на мгновение задержав дыхание при виде члена, выдающегося из черного треугольника волос. Подхватив под ягодицы, паша медленно притянул ее к себе и насадил на свое твердое копье.

На мгновение он даже потерял самообладание: она оказалась не только горячей и влажной, полностью готовой к соитию, но еще и тугой, словно девственница. Она чуть сдавила его, и паша застонал от наслаждения. Вернув самообладание, он стал медленно погружаться в нее, все глубже и глубже, плотно сжимая ногами. Тело ее покрыла испарина, голова неистово металась по подушке. Его большие ладони ласкали ее, бархатный голос что-то говорил, стараясь успокоить. Неожиданно ее глаза цвета весенней листвы открылись и их взгляд встретился с его серо-голубым. Она негромко всхлипнула, а визирь терпеливо произнес:

– Нет, Инчили, нет, моя прелесть! Я вижу в твоих глазах тень другого мужчины и намерен навсегда изгнать его из твоей памяти, поскольку ты никогда больше его не увидишь. Ты теперь моя! Отдайся же мне вся, полностью!

Она разрыдалась.

– Я не могу, не могу!..

Опытные руки опять принялись ее ласкать, губы – быстрыми поцелуями покрывать лицо и шею.

– Я сделаю все, чтобы ты забыла его, – пообещал глубокий грудной голос.

И он возобновил сладкий ритм страсти, погрузившись в ее теплые глубины. Они вместе вознеслись на вершину наслаждения, и он прижал ее, рыдающую, к своей широкой груди и так держал, пока, обессилевшая, все еще всхлипывая, она не погрузилась в сон.

Катриона спала как ребенок, расслабившись и свернувшись калачиком. Улыбаясь, Чикала-заде встал с разворошенной постели, налил себе бокал свежего оранжевого шербета и, развалившись на подушках, задумчиво потягивая напиток, принялся разглядывать свою прекрасную спящую рабыню. Хаммид был прав: она заслуживает совершенно особого обращения. Но Аллах! Чужестранка бросила вызов великому визирю! А ведь достаточно ему произнести одно слово, и любая женщина из гарема приложит все силы, чтобы удовлетворить его. Даже его гордая жена-принцесса всегда старалась доставить ему удовольствие.

С Инчили, однако, ситуация сложилась с точностью до наоборот: завоевать ее придется ему. И он не остановится до тех пор, пока не овладеет не только ее телом, но и душой. Никогда еще он не испытывал таких острых ощущений, как с ней. По телу Чикала-заде прошла дрожь предвкушения от одной лишь мысли, какой будет эта женщина, когда уступит ему полностью.

Проснувшись, Катриона, с удивлением обнаружила себя в своей постели, рядом хлопотала Сюзан:

– Каким это образом я тут оказалась?

– Это он принес вас, Чикала-заде, на руках! Сказал, что вы так сладко спали и выглядели так умиротворенно, что он не стал вас будить. Я так перепугалась, когда он открыл дверь, но он оказался вовсе не чудовищем, каким я его себе представляла. Он мне понравился.

– Ты права, он не жестокий человек, – тупо повторила Катриона, и вдруг голос ее задрожал. – Но я не могу приспособиться к этой жизни! Я хочу к Френсису, хочу домой, хочу свободы.

И она зарыдала в голос. Сюзан подождала, когда госпожа успокоится, но минуты шли, а она все рыдала, не в силах остановиться. Служанка не на шутку встревожилась и послала рабыню за евнухом Османом. Тот поспешил на женскую половину.

– Что случилось, Мара?

– С моей госпожой что-то не так: все время плачет и никак не может остановиться. Уж что я только не делала!

Осман склонился над Катрионой.

– Почему ты плачешь, Инчили? Господин тебя обидел? Чем-то огорчил?

Катриона ничего не ответила, и Осман, не зная, что предпринять, послал за Хаммидом. Старший евнух жестом отослал Сюзан и Османа из комнаты, уселся возле кровати Катрионы и принялся ждать. Истерические всхлипывания продолжались еще несколько минут, потом стали понемногу затихать и, наконец, прекратились. Она села в кровати: заплаканная, с распухшим лицом. Не говоря ни слова, он протянул ей большой шелковый красный носовой платок. Осушив слезы и звучно высморкавшись, она посмотрела на Хаммида, и тот спокойно сказал:

– Вот и хорошо, Инчили. А теперь расскажи, что тебя беспокоит.

– Да абсолютно все! – взорвалась пленница. – Я хочу быть свободной, а меня держат здесь как в клетке! В моей стране женщины могут свободно ходить куда хотят. Словно курица я гуляю лишь днем и только в обнесенном стеной саду. Я все это ненавижу!

Хаммид понимающе покивал. Такое порой происходило с новыми обитателями этого места. Можно было кое-чем поступиться, и немалым, лишь бы Инчили осталась довольна. Уже не первый год старший евнух пытался найти женщину, которая уравновешивала бы влияние Латифы-султан на его владыку. Оттоманская принцесса, красивая и умная, исполняя свой долг, родила повелителю трех сыновей и двух дочерей, но особой тяги к плотским радостям не испытывала, а посему не имела ничего против большого гарема, который содержал ее муж, чтобы удовлетворять свой неуемный аппетит к наслаждениям. Хаммида всегда заботило, как бы хозяин не попал под влияние какой-нибудь недостойной женщины, которая, окажись прирожденной интриганкой, могла бы превратить любовно взлелеянное старшим евнухом детище в поле битвы. А если бы она еще оказалась и образованной и разбиралась в политике, то могла бы даже оказывать влияние на международные отношения, поскольку Чикала-заде был визирем султана Мухаммеда.

В Инчили он увидел именно такую женщину, которая соответствовала его планам. Опытный Хаммид быстро понял, что Катриона не только умна, хорошо образована, но и, несмотря на любовь к телесным радостям, еще и высоконравственна. Эта красавица обладала мудростью, какую редко встретишь в женщине. Хаммид даже считал, что Латифа-султан и Инчили могли бы подружиться, а он, общаясь с обеими, надеялся оказывать деятельную помощь Чикала-заде в осуществлении функций великого визиря. Поскольку старший евнух был человеком амбициозным, управлять хозяйством знатного вельможи стало для него целью, за которую стоило побороться.

– Я раздобуду для тебя разрешение гулять в саду Латифы-султан – он не огорожен стенами, имеет выход к морю – а еще предложу нашему владыке брать тебя с собой покататься на лодке. Тебе понравится. – Кэт машинально кивнула, а он продолжил: – А потом, когда совсем освоишься, я позволю тебе выходить в город, посещать базары.

– О да, пожалуйста, Хаммид! – обрадовалась Катриона.

– Отлично! Ну как, полегчало?

– Да.

Он ласково ей улыбнулся.

– Ты меня успокоила, Инчили. Наш господин нынешним утром поделился со мной, какое наслаждение ты ему доставила: удовлетворила так, как не могла ни одна другая до тебя. Сегодня вечером ты пойдешь к нему опять.