Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бабушка! — Ольга смущенно попыталась остановить Думскую, но той хотелось поговорить.
— А ты, Ольгунька, молчи, — отмахнулась она от внучки. — Упустила, теперь со своим немцем любезничай. Вон и Докки говорит, что человек он хороший, Швайген твой. Но с Полем ему не тягаться, нет, не тягаться! А вы — молодец, — княгиня с одобрением посмотрела на баронессу, — такого кавалера себе отхватили! Уж дамы наши все обзавидовались. Жени с Сандрой злятся, остальные локти кусают, пережить не могут, что Палевский на Ледяную Баронессу свое внимание обратил.
Она продолжала что-то говорить, но Докки почти не слушала ее, заметив, что Палевский подошел к Сербиным. Надин что-то говорила, он любезно склонил к ней голову, а Сербина-старшая наблюдала за ними со снисходительно-торжествующим выражением на лице.
— Ma chèrie Евдокия Васильевна, — над ухом Докки прогудел Вольдемар и усердно расшаркнулся перед княгиней и ее внучкой. Думская напустила на себя высокомерный вид и щелкнула лорнетом, через который с сомнением оглядела Ламбурга с ног до головы.
— Monsieur… хм… Ломбард..? — наконец произнесла она.
Вольдемар растерялся.
— Ежели позволите — Ламбург, да-с, Вольдемар Ламбург, — он в замешательстве покрутил головой и с беспокойством взглянул на Докки.
— Княгиня с вами знакома, — сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, Докки укоризненно покосилась на Думскую и язвительно добавила:
— Ее светлость запамятовала ваше имя — с ней порой такое случается.
— У меня великолепная память, — возразила Думская. — Я никогда ничего не забываю, разве что порой путаюсь в этих Штокманнах, Вайсбергах…
Докки поспешно подхватила Вольдемара под локоть и потянула к середине зала, где собирались пары перед началом следующего танца.
— Подполковник Вайсберг мне знаком, — говорил растерянный Ламбург, следуя за баронессой, — но господина Штокманна не имею чести… Неужто в Петербург прибыл какой-то важный чин, даже, может быть, советник, а я пропустил?
— Княгиня приняла вас за другого своего знакомого, — стала успокаивать его Докки. — А Вайсберг и Штокманн… хм… давние приятели того знакомого, так что вы вряд ли с ними встречались.
Она оглянулась на Думскую — та довольно хихикала, глядя на них в лорнет. Ольга скрыла лицо за веером, лишь плечи ее чуть вздрагивали от смеха.
Ламбург же, легко приняв версию Докки по поводу Вайсберга и Штокманна, вновь сделал важное лицо и, медленно переступая под музыку, завел приличествующий балу светский разговор. Отметив великолепие залы, искусность музыкантов и респектабельную публику, а также благое дело, ради которого был устроен этот бал, далее он, понизив голос до громкого шепота, заявил:
— Ma chèrie Евдокия Васильевна, ежели позволите, поскольку я считаю своим долгом, так сказать, и почитаю за необходимость, да-с… Дело в том, что ваша кузина — дражайшая Мария Семеновна — поделилась со мной своим беспокойством по поводу некоторых разговоров, связывающих ваше имя с его высокопревосходительством генералом графом Палевским, да-с… Ни в коем случае не ставя под сомнение вашу непоколебимую добродетель и высочайшую нравственность, осмелюсь заметить и даже предупредить, что ваша репутация может оказаться под угрозой, ежели вы продолжите принимать знаки внимания его высокопревосходительства, да-с…
— Чьи же знаки внимания, по вашему мнению, я могу себе позволить принимать? — рассеянно поинтересовалась Докки. Она увидела, что Палевский тоже танцует — но не с Надин, а с графиней Мусиной, хозяйкой бала.
— Хм, — Вольдемар задумался. — Разумеется, мои — как вашего преданного друга и близкого знакомого семьи, также других господ, чей вес в обществе, положение могут быть гарантами самого почтительного отношения к дамам. Генерал Палевский, конечно, прославленный воитель, пользуется доверием самого государя-императора, но, к сожалению, его высокопревосходительство не обладает в достаточной степени светскими манерами и известен некоторым легкомыслием в обращениях с женщинами, как верно заметила недавно в беседе со мной Мария Семеновна.
Докки мысленно усмехнулась: Мари заговорила бы совсем по-другому, начни Палевский ухаживать за ее дочерью.
— Мне кажется, у вас много общего с моей кузиной, — как бы невзначай сказала она. — Вы оба рассудительны, последовательны в своих желаниях и действиях, а главное, прекрасно друг друга понимаете.
Вольдемар кивнул с самым глубокомысленным видом.
— Должна заметить, Мари восхищается вашим глубоким пониманием жизни, здравым смыслом, ответственным подходом к службе и карьере, надежностью и организованностью в житейских делах, — с воодушевлением продолжила Докки.
Ламбургу явно пришлись по душе ее слова, и стоило поглубже закинуть крючок.
— Кузине от мужа достался дом, который приносит неплохой доход — знаете, собственность в Петербурге с каждым годом дорожает, — добавила она, зная, что Вольдемар снимает квартиру, не имея возможности приобрести жилье. Конечно, доходы Мари, как и ее дом, не могли сравняться с особняком и состоянием самой Докки, но и средства кузины могли представлять в глазах Ламбурга весьма лакомый кусочек.
— У Марии Семеновны на выданье дочь, — подумав, сказал Вольдемар. — Расходы на выходы в общество, на приданое…
— Не слишком большие, а Мари очень экономна, — покривила душой Докки. — Приданое давно собрано, осталось только подыскать жениха. За Ириной сейчас ухаживает капитан Свирягин — у него весьма влиятельные родственники, да и наследство неплохое… Так и Мари сможет обрести выгодное положение в свете.
— Вы правы, да-с, — согласился Вольдемар. — Удачное замужество может открыть двери…
Он посмотрел на Мари, сидевшую в обществе Жадовой и еще нескольких матрон. Та заметила, что Ламбург на нее смотрит, и послала ему нежную улыбку. Вольдемар кашлянул.
— У меня есть билеты на музыкальный вечер, — начал он.
— Уверена, Мари с удовольствием бы его посетила — она так любит музыку, — быстро сказала Докки. — А я, к сожалению, в ближайшее время уезжаю из Петербурга.
— Как уезжаете?! — заволновался Вольдемар.
— О, вы знаете, Залужное под французами, — Докки сделала скорбное лицо. — Из-за войны столько проблем! Мне придется поехать в новгородское имение и попытаться навести порядок, иначе… Ах, все может быть!
Вольдемар пораженно уставился на «ma chèrie Евдокию Васильевну».
— Не могу поверить, что у вас такие проблемы, — промямлил он. — Ваше состояние…
— Увы, от него мало что осталось, — Докки решила быть последовательной. — Мне пришлось сократить помощь родным… перебираться в деревню. Так что вернусь в Петербург я нескоро — может быть, только весной, а то и будущей осенью.
— Осенью, — обескураженно повторил Вольдемар. — Но как же я, ваш преданный друг?
— Общество Мари скрасит для вас мое отсутствие. Она будет счастлива стать вашим другом, — твердо сказала Докки.