К Ленде лучники и пращники были гораздо ближе, да она и не шевелилась. Удивленные увиденным мужики до сих пор не стреляли в нее, но теперь, когда уже начали…

Дебрен принял решение мгновенно. Оно пришло легко, как любое единственное. Он остановился, растопырил пальцы и послал по две очереди светящихся шариков из каждой руки. На третью очередь мощности не хватило, поэтому над глубоким ущельем разминулись со стрелами и камнями лишь два десятка разноцветных огоньков.

Они летели медленно, но это-то и было хорошо. У каждого, кто не одурел от страха, было время, чтобы упасть, отскочить, укрыться за деревом или фурой. Из тех, кто запаниковал сильнее, двое струсили настолько, чтобы не почувствовать попаданий, во всяком случае, не задумываться об их эффективности. Два шарика угодили в лошадей, одна бросилась бежать, перегородила дорогу, поставив телегу поперек. Вторая лишь нервно тряхнула головой — эта лошадь была крупнее и, следовательно, слабо поддавалась магическим атакам. Однако по меньшей мере один из мужчин получил удар в выступающую из-за дерева ногу, выглянул из-за ствола, неуверенно ощупал колено и принялся что-то лихорадочно кричать столь же разоравшимся односельчанам. Его не послушались. Все прятались за сугробы или упряжки. Однако Дебрен понимал, что долго это не продлится.

Он бегом бросился к мосту. И только тут их взгляды встретились.

Ленда с трудом пошевелилась, повернулась в его сторону. Несколько мгновений она оставалась в позе напуганной косули, которую на водопое окружили охотники. Потом подняла руку и принялась отчаянно размахивать ею.

— Беги! Оставь меня, Дебрен! Убегай отсюда!

Первый из лучников выбрался из-за заснеженного куста, потянулся к колчану. Дроп свечой взмыл в небо, издал ликующий вопль — абсурдный, потому что арбалетчик чувствовал себя хорошо. Конный топорник — тот, что пинал Петунку — указывал топором, как вождь булавой, торопил односельчан в атаку.

Чародей споткнулся, упал. Над головой у него пролетел камень из пращи, а с северного берега двинулись добровольцы. Для начала пятеро: трое молодых парней, крепкий мужик с седыми усами и женщина, вооруженная граблями.

Ленда обернулась, снова махнула рукой, показывая, чтобы Дебрен уходил, и проковыляла к перилам. Еще один взгляд, красноречивая неподвижность, более сладкая, чем самый долгий поцелуй, и она снова повернулась к нему спиной. Прежде чем те пятеро подбежали, топор Ленды опять закружил.

Вымуштрованные солдаты просто отступили бы, дав возможность стрелять лучникам. Если б не было лучников, они распределили бы роли, поручив четырем правым сдержать инерцию бердыша, а пятому — исполнить роль палача, который прикончит жертву. К счастью, крестьян никто не научил таким фокусам, и они некоторое время неуклюже прыгали вокруг девушки, безуспешно пытаясь остановить топор древками.

Одни вилы Ленда выбила у владельца из рук, другие сломала. Потом умудрилась достать острием бердыша одного из парней, который тут же упал и замер. Женщина задела граблями ее руку, брызнула кровь. Ленда ответила ударом топорища — женщина опустилась на колени, выплюнула кровь и зубы. Остальные разбежались, кто-то бросил камень — и тут началось.

Толпа хлынула ревущим валом. Неудержимым, утыканным десятками железных и деревянных остриев. Грязных от навоза, ржавых, вот-вот готовых разорвать тело, которого не успели коснуться губы Дебрена.

Он уже подбегал к южному предмостью, стрелы и камни пролетали мимо, но было слишком поздно — нападающие вступили на мост.

Никто не мог задержать их.

Никто — разве что сам мост.

Рев десятков глоток заглушил все звуки. Только когда первое перило прочертило дугу, преградив путь толпе, чароходец увидел укрепленные в пролете балясины. Им надо было выскочить из гнезд, дабы не мешать тому, что походило на уложенную боком лестницу, образовать ряд идущих один за другим турникетов.

Получалось, что Мешторгазий уже два века назад изобрел считающийся новинкой храповой привод, вращающийся в одну сторону и самостоятельно блокирующийся при попытке повернуться в противоположную. Поручень, укрепленный на невзрачном с виду рычаге, лишь слегка дрогнул, когда несколько первых животов столкнулись с ним и несколько пар рук попытались убрать его с дороги.

— На телегу! — пробился сквозь гул писклявый женский голос. — За святой водой! Лейте на колдуна!

Поручень — первый верхний в восточной балюстраде — задержал толпу, напугал крестьян — но не остановил всех. Несколько самых ловких и горячих проскользнули под ним, кто-то влез наверх, опершись о голову соседа, кинул острогу. Промахнулся, но отвлек Ленду, и она не смогла задеть пробегавшего мимо замостника. Зато уложила второго — настолько глупого, что он один с ходу попытался ткнуть ее поставленной торчком косой. Следующий безнаказанно проскользнул рядом, двое других напали на девушку с цепами, открыв уже третьего любителя поливать колдунов святой водой.

Дебрен перепрыгнул через забитый снегом ров, налету послал гангарин в первого из подбегающих. Сразу же бросился к фуре, нисколько не веря в силу заклинания и пытаясь найти что-нибудь более существенное. Однако, как ни странно, гангарин подействовал — парень с палицей домашней выделки закружился, споткнулся, хватанул лбом о заднее колесо телеги. Сознания не потерял, зато боевой пыл утратил полностью.

Посредине пролета, всего на расстоянии броска камнем, Ленда отрубила нападающему часть пальцев правой руки. Мужик, завопив, убежал, сильнее напуганный потерей пальцев, чем болью. Другому повезло еще меньше: Дроп напал на него сзади, вцепился когтями в уши, резко наклонившись, ударил клювом в глаз. Рана оказалась глубокой — крестьянин рухнул на мост и замер в расплывающейся луже мочи.

Дебрен, наклоняясь за палицей, снова пустил гангарин. Получилось похуже, но все-таки получилось, что видно было уже по второму из пяти проделанных вилами тычков. Замостник позорно промахивался и дрался лишь потому, что от тяжести утыканной кремнями палицы у чародея на мгновение проснулись угрызения совести.

Исцелил его свист пролетевшего у самого уха болта. Последний мужик, оставленный Дропом, наконец зарядил арбалет. И промахнулся, но в следующий раз…

Палица описала дугу, столкнулась с непокрытой головой крестьянина. Крестьянин упал. Из-за его спины к груди Дебрена устремилась коса. К счастью, не боевая, предназначенная для скашивания травы, а не чародейских голов. Черенок оказался слишком коротким, и Дебрен отделался только испугом. После этого он тут же ударил трофейной палицей, ухватив ее обеими руками. Противник закрылся косой, острие сломалось пополам.

Косец бросился бежать. На первый взгляд — глупо, потому что побежал он к южному берегу. Но только на первый. Мост внезапно стал чрезвычайно опасным местом.

Крестьяне, подгоняемые конной женщиной с писклявым голосом, вновь ринулись в атаку, форсировали по верху и по низу символическую по сути преграду и узким, но сплошным потоком направились к Ленде.

— С вами Бог! — надрывался толстяк в лисьей шапке, шубе и, кажется, сутане. Он размахивал пятиспичным колесом, то ли благословляя, то ли колотя по головам трусов, оставшихся подле фур. — Бей ведьму!