– Нет! – выкрикнула Ак Ми Э.

– Упираясь, ты поднимаешь свой голос против Рода, понимаешь ли ты? Против духов И Лай, что даровали тебе такое счастье!

– Какое? Тин Ло? Да, это счастье. Он – мое счастье, а не священное дерево в роще. Лучше бы его не было! – простонала девушка и тут же осеклась, настолько жутко прозвучали ее слова.

– Думай, что говоришь! – зашипела Хранительница. – А то вовсе ребенка можешь лишиться. Вот про что духи остерегали, про что на ритуале сказать хотели. Нам жить, нам решать. Вот мы и стараемся все!… Кроме тебя! Одна ты своим глупым упрямством поступиться не можешь! Своего адия забыть! Девчонка! Ты недостойна такого великого дара!

– А кабы не мой адия, Матушка, то и дара б не было! – Ак Ми Э тоже зашипела. – Боитесь вы все, что удача мимо Рода проскочит, дрожите, вот и решаете все за Тин Ло!… А вы спросили его, дитяти моего?

– Да он дитя неразумное, что он сказать-то может? – увещевала старуха расходившуюся Ак Ми Э.

– А как же дитя неразумное путь указывать будет? – Губы девушки искривились. – Да еще всему Роду?

– Это когда вырастет… – назидательно начала Матушка, но Ак Ми Э не дала ей договорить.

– И как же он Роду тогда указывать будет, когда ему самому к тому часу все уже укажется?! Род постарается! Для счастья его! Да, по правде, для своего же страха! Вы к себе в сердца загляните – они ж от страха черные! Как бы не упустить удачу, духами посланную! Как бы лепестки все мимо не пролетели! Вот и стараетесь!

Хранительница медленно встала.

– Ты сама не понимаешь, что говоришь, Ак Ми Э. Потом жалеть будешь – да поздно. Род сказал свое слово. Круг Старших сказал свое слово. Старшая Хранительница сказала. Тин

Ло должен с отцом расти и с матерью. И если мать разум потеряла от какого-то адия, о Роде своем позабыла, то что ж… я испрошу приворота без твоего согласия. А мужа тебе выберут духи И Лай. Вот только вернутся наши охотники, что твоего адия повели через Великие Леса. Если до того времени остепенишься, – швырялась она словами, как камнями, в беззащитную Ак Ми Э, – то сама сможешь выбрать, еще раз говорю. Подумай! Лучше так, чем иначе.

Она тяжело взвалила корзину на спину, поправила лямки на плечах, поглядела на девушку, но та не трогалась с места. Хранительница отправилась в поселок одна. Ак Ми Э еще сидела камнем, когда та скрылась за деревьями.

– Нет, – простонала она тогда, – я не отдам тебя, Тин Ло, сынок, чужому человеку! – И сама дернулась от своих слов. – Кто будет тебя любить, кто будет любить, как я? Для них ты Священное Дерево, великая честь, надежда Рода… – Она загребла обеими руками землю, ломая ногти. – И что, что я могу против Рода?!

Ударила перепачканными кулачками.

– Нет, как же против… Рода… – горестно вскрикнула и осеклась. – Нельзя… жадность… нельзя себе… Тай, где же ты, Тай, любимый!… Где ты… Помоги… хоть чем-то…

Он не вернется. Никогда.

Упала на землю без сил. Наплакавшись, приподнялась.

– Духи И Лай, – заговорила, обращаясь к деревьям вокруг, – вы того хотели для Тин Ло? Если скажете, что того… я покорюсь Роду… Покорюсь, клянусь вам, духи предков! Забуду про себя, про Тая, моего любимого Тая! Скажите, не молчите в моих ушах!…

Она прислушалась. Лес все так лее шумел. Птицы так Же пели, сверху плыли разорванные облака, чуть не задевая за верхушки деревьев. Ак Ми Э опустила голову, уставилась на свои перемазанные землей ладони, не понимая, что делать, куда бежать.

Ветер вокруг окреп, деревья зашелестели сильнее, но девушка почти ничего не слышала. И вдруг на ее ладонь порхнул лепесток дерева тин-кос. Лег и точно прилип. Ветер унесся так

же, как пришел, а белый лепесток остался. Брат-близнец того, что пал на плат под час ритуала, когда духи благословляли Тин Ло и его дерево.

Ак Ми Э рассматривала его, как сокровище.

– Это мне?

Да, зашелестел лес. Да, запели птицы. Да, сказало сердце.

– Но что… что он значит?

Значит, зашелестел лес. Значит, запели птицы. Значит, сказало сердце.

– Я пойду в рощу и спрошу у дерева… Вы скажете мне? Лес шумел, пели птицы, плыли облака. Сердце молчало.

Тай проснулся еще до света, и прежняя усталость сразу навалилась камнем. Он не стал вчера дожидаться отца. Что, если его и вовсе нет в Чатубе? Архалу Кальги было свойственно порой исчезать на день-другой, не сказав ни слова даже сыну, не то что своим воинам или слугам. Так могло случиться и теперь. Можно было, конечно, расспросить Табата, правую руку отца, но верзила, как назло, сам куда-то подевался. Старый Ан-ду поведал, что Табат тоже ускакал среди ночи. Должно быть, долгое отсутствие господина обеспокоило его.

Тай со вздохом приказал готовить ужин и постель. Наверное, к лучшему, что он не дождался отца, слишком тяжелый день, слишком тяжелый разговор. Еще к тому же и разбойники эти в Дайчане… странные… для обычных головорезов. Уж очень искусные. Лихие людишки не выходили у него из головы. Где же он слышал похожий голос? Как будто совсем недавно… И почему они так быстро отступили, когда Тай кинулся на помощь посланнику? Ведь перевес оставался на их стороне. Стражи испугались?

И густая тень на стене, посеребренной лунным светом: знакомая, хвостатая… И рык… Может, от боли с Таем плохо сделалось?

Ночное происшествие невольно отвлекло его от вечерних звезд, вельдов, Правителя Хаадида и собственных дел. Потому и удалось наконец заснуть. Но первая ночь в родном доме не далась ему легко. Сон приходил и уходил, не желая оставаться надолго. И все время в дремоте всплывало лицо Ак Ми Э. Она звала его, о чем-то просила, горячо, настойчиво, тревожно. Говорила о каком-то священном дереве, что непременно нужно спасти, уберечь. Тянулась к нему, и Тай просыпался, вскидывался, но руки ловили лишь пустоту. Он в Чатубе, далеко от Земли «вечерних звезд».

Трижды или четырежды он видел этот сон и упрямо засыпал снова, стряхивая оцепенение. Этого больше нет, и не будет никогда. Ак Ми Э осталась далеко позади. Он, конечно же, ее не забудет… И сына своего, уже рожденного, тоже. Но что поделать, Тай уже вернулся в Адья Тэрэк, и обратного пути нет. Другой жизнью жить надо, прежней. Ак Ми Э и тогда понимала… простила еще до ухода. А он, глупец, хотел всего. Нельзя… и солнце, и луну, нужно выбирать. Кто знает, шевельнулась предательская мысль, если б понимал тогда, может, выбрал бы получше?

Нет. Чего себя травить понапрасну? Даже знал бы, а иначе б не сделал. Теперь уж нечего жалеть о совершенном – это удел слабых.

Очнувшись в который раз, Тай решил больше не спать, За окном разгорался рассвет, и все внутри плавилось от усталости, но он заставил себя подняться. Увидеть Ак Ми Э еще раз, слушать вновь ее мольбы, глядеть в глаза, полные боли, оказалось слишком большим испытанием.

Он оделся, ополоснул лицо и вышел из своих покоев. Двинулся вниз. Дворцовая стража наверняка знает, вернулся ли отец.