Да, и еще я выбросил номера телефонов. При подготовке первого издания я старался делать упор на том, что в книге будет максимальное количество настоящих имен, настоящих служебных номеров и так далее, ведь мне хотелось доказать, что можно одновременно придерживаться фактов, и рассказывать историю, которая будет читаться и восприниматься как роман, в какой-то степени надвременной, по крайней мере — бойкий. Менять все имена или, хуже того, превращать все повествование в вымышленное (полуавтобиографическое) казалось мне трусостью и глупостью. Поэтому перед выходом книги я обратился за санкцией к людям, чьи имена упоминались в тексте. Все с готовностью согласились, но многие из тех, кто вначале ответил «да», впоследствии передумали. Вот типичный разговор перед выходом книги:

— А можно писать твое настоящее имя?

— Конечно. Почему нет?

Типичный разговор через месяц после выхода книги:

— Ты бы не мог убрать мое имя?

— Да конечно. А почему?

— Слушай, без обид, но мне и в голову не могло прийти, что эту чертову книгу кто-то увидит.

Немного другая история произошла с тремя моими друзьями, согласившимися на публикацию их телефонных номеров (см. стр. 246). Я ждал, что через несколько месяцев на тех, чьи номера упоминались, обрушится шквал звонков от талантливых тинэйджеров, которым не с кем переспать, и им придется сменить номера — эти расходы я пообещал взять на себя. А вот что вышло: приблизительное количество распроданных экземпляров в твердом переплете — 200 000; приблизительное количество читателей этой книги (с учетом библиотечных экземпляров и книг, одолженных на почитать) — пожалуй, 400 000, и вот какая ерунда:

Количество звонков Марни: 7

Количество звонков Кирстен: 12

Звонков Кей-Си: 5.

В сумме — 24 звонка. В основном звонившие тут же вешали трубку, а те, кто заводил разговор, были предельно вежливы. Но в целом примечателен поразительно низкий процент позвонивших, особенно с учетом того, как проста и доступна телефонная связь. Я полагаю, что большинство читателей либо а) решили, что номера телефонов фальшивые или устаревшие, либо б) отличались невероятной вежливостью и уважением к частной жизни реальных действующих лиц книги, либо в) просто не дочитали до соответствующей страницы, и в этом случае мне винить некого. Тут целиком моя вина.

Но вернемся к теме реальных лиц в книжках:

В основном разговоры были однообразными. Никто не сказал ни слова против, и лишь одна-единственная девушка — которую сейчас зовут Ребеккой — попросила показать ей ту часть книги, где появляется она. Я спросил у нее, как она считает: почему так происходит, почему никто и глазом не моргнул, почему такая перспектива не отпугивает людей, а радует.

— Может, — сказала она, — они видят в ней проявление общинного начала.

— Может, — сказал я. — Может, — сказал я, во второй раз уже больше в это веря.

Так объясняется и то, что человек, названный Джоном, не только не возражал против того, чтобы его передряги были документированы, а даже, пожалуй, сам этого хотел. Если прятать тайны в горовский сейф[192], это не повысит их ценности; свое прошлое надо обращать себе на пользу, иначе оно станет мутировать и превратится в канцероген. Вот Джон и решил: какого хрена, ну ляпнул я пару глупостей, но теперь-то я двигаюсь вперед и, ясное дело, выше. Кроме того, здесь срабатывает тот фактор, на который мы осторожно намекнули под буквой Г: РАССКАЗ МИРУ О СВОИХ СТРАДАНИЯХ КАК СПОСОБ ИЗГНАТЬ ИЛИ, ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, РАСТВОРИТЬ БОЛЬ. Мы стремимся поделиться с другими по очевидным причинам: чтобы не чувствовать себя одинокими, распространить вес по большей плоскости, сделать свою ношу легче. Этот фактор может сработать по-разному, не только как возможность смягчить боль: если делишься не плохим, а хорошим, получается, что это возможность «поделиться своей радостью» и «передать другому найденную истину». Наконец, он может выполнить самоценную задачу объединиться с другими, нырнуть в пучину, создать общее поле с большим количеством незнакомых людей, — всякий, кто подает частное объявление, создает веб-сайт, журнал или ведет радиопередачу, движим какой-то одной из этих целей или всеми ими сразу. Все они прекрасны.

Если уж речь зашла о попытках достучаться до других, попытках, которые порой выглядели жалко, упомяну об одном эпизоде, который милосердно пропущен в этой книге, — кратковременной и нелепой карьере автора в качестве художника комиксов. В течение всего времени, описанного в книге, автор рисовал еженедельную серию комиксов для бесплатной газеты «СФ Уикли», редакция которой находилась в нескольких кварталах от редакции журнала «Мощчь». Задача этой серии, как и журнала «Мощчь», была в том, чтобы вовлечь читателей, организовать взаимодействие с ними, пусть даже и поверхностное, и потому нас в долгосрочной перспективе интересовало, как люди среагируют, если в грубые рамки рисунков заложить какой-то стимул. Соответственно, одним из моих любимых экспериментов стал вот какой: оригинальные рисунки, использованные для комиксов, распространялись через багажник моей машины. После того как наш «сивик» был раздавлен внедорожником по пути на свадьбу моей сестры, проходившей под аккомпанемент группы «Кисс», мы купили «БМВ 2002» 1972 года выпуска — прекрасную и очень смешную зеленовато-желтую машину. И тогда я сделал читателем предложение: если они увидят, что где-то на улице стоит моя машина, они могут открыть багажник, который никогда не будет запираться, и найдут внутри рисунки, использованные для напечатанных в газете комиксов. Рисунок можно забрать, отметившись в списке: там должно быть сказано, кто это был и что он взял, — после чего можно спокойно идти по своим делам. Идея сработала. Всего за несколько недель рисунки разобрали, и все подписались — должен сказать, было такое чувство, что решетка, скверно описанная на странице 242, отрастила себе новые беглые штрихи, соединившие разные точки. Тогда, опьяненный верой в людей, я начал оставлять открытым не только багажник, но и все дверцы. Это продолжалось полгода, и за это время ничего не украли, а машине не причинили никакого вреда, если не упоминать о скверне, которую клали под дворники машины вездесущие, бдительные и глубоко омерзительные парковочные полицейские, эти продажные, плотоядные создания в несуразных шлемах, да горят они и их повелители в аду во веки веков с треском и бульканьем, да пылает и плавится их плоть, пока я буду умиленно наблюдать за этим зрелищем, порхая в сторонке на своих шелковистых крылышках.

Идиотизм вот в чем: как и в случае с основной книгой, той, что начинается с обратной стороны, сначала я решил, что идея оставлять рисунки в багажнике — классная (доверие! единение!); потом — что идея жуткая (воровство! вандализм!), потом стал раздумывать, не дать ли задний ход, потом решил, что давать задний ход уже поздно, потом сказал себе: будь что будет; потом сказал себе: что бы ни было, ты это заслужил своими грехами, которых не счесть, начиная с греха, совершенного в одиннадцать лет, когда ты доставлял себе удовольствие распылителем душа на гибком шланге (за много-много лет до того, как узнал, чем может кончиться дело, если это удовольствие продлится чуть подольше). Но дело в том, что вера обычно бывает вознаграждена, что не исключает и того, что порой она бывает ужасающе попрана. Верить — это радость. Великая радость — верить незнакомым людям. Большая радость — рисковать тем, чем можно рискнуть — машиной или репутацией, — доверившись людям, о которых знаешь лишь то, что тебя с ними объединяет нечто эфемерное — например, мы любим одни и те же книжки и комиксы или то, что и мне, и им приходилось видеть человеческие страдания. Список я храню до сих пор, и только что мне пришла в голову мысль опубликовать некоторые из имен, а рядом — то, что они написали в графе «хобби». Список будет напечатан мелким шрифтом, и его, как и приложение, можно будет пропустить не читая.